Кинорежиссер и писатель, второй муж Аллы Пугачевой Александр СТЕФАНОВИЧ: «Алла разрезала ножом палец, выдавила кровь и написала в моей записной книжке: «Это кровь Аллы Пугачевой. Определите на досуге мою группу, потому как петь — мое кровное дело». Это звучало как приглашение к действию...»
15 апреля Примадонна отмечает очередной день рождения
Известный кинорежиссер, сценарист и писатель Александр Стефанович как-то пошутил: если хорошему музыканту, чтобы завоевать девушку, достаточно довести ее до рояля, то ему — до ресторана: за полтора-два часа, проведенных за непринужденной беседой, он может вскружить голову любой...
В детстве — первый забияка, в расцвете сил — режиссер первого советского киномюзикла и создатель первых отечественных клипов, родоначальник нового типа продюсерства и имиджмейкерства на эстраде — все это о нем, и только в одном списке он второй — таков его порядковый номер во внушительном перечне официальных мужей Примадонны. В свое время перед его обаянием не устояла даже Алла Пугачева — певица, которая прежде вращалась среди простодушных циркачей и лабухов, очертя голову бросилась в объятия этого кинематографического казановы (после чего он как честный человек одолжил у Сергея Михалкова деньги на свадьбу и повел Аллу в загс).
Их брак длился с 1976-го по 1980-й, и именно эти годы критики считают золотым веком в творчестве Пугачевой. Тогда на экраны страны вышел фильм «Женщина, которая поет», был записан ее первый сольный альбом «Зеркало души», появился мифический композитор Борис Горбонос, оказавшийся ее псевдонимом, страна наполнилась анекдотами и слухами о творчестве и личной жизни Пугачевой, певица начала собирать стадионы. Именно тогда Стефановичем был создан сценический образ Примадонны, который не меняется уже столько лет.
Кое-кто спорит о том, насколько талантлив Александр Борисович в режиссуре (а на его счету около десятка художественных фильмов), однако факт, что как менеджеру ему не было равных, ни у кого сомнения не вызывает. Предвосхитив будущие перемены, он привнес на советскую эстраду авантюрный дух и приемы современного шоу-бизнеса, с помощью которых лепил из популярной певицы мегазвезду. Да и не только из нее. После встречи со Стефановичем совсем другой предстала перед зрителями София Ротару...
Кстати, после развода с Пугачевой он так и не женился, а она недавно вдруг напомнила: «При встрече он должен мне руку поцеловать и сказать: «Спасибо, дорогая, что ты была со мной». Кто знает, может, ставить точку в истории их непростых взаимоотношений еще рано? За ответом на этот животрепещущий вопрос я и отправился домой к Стефановичу в центр Москвы, на Патриаршие пруды...
«СЛУШАЙ, — СКАЗАЛА АЛЛА, — МОЙ АРМЯНИН ЧТО-ТО УЗНАЛ: ТОГО И ГЛЯДИ ЗАРЕЖЕТ»
— Судя по отзывам вы были едва ли не главным плейбоем Советского Союза, и ваш четырехлетний брак с Аллой Борисовной Пугачевой это лишь подтверждает. Я где-то читал, что познакомил вас знаменитый поэт Леонид Дербенев, который сказал вам: «Саша, нужно помочь очень талантливой девочке, — и добавил: — Но учти, она без тормозов». Что он имел в виду?
— А вы не догадываетесь? «Без тормозов» — это и в Африке «без тормозов». У меня только одна поправка: я бы назвал себя не плейбоем, а, скорее, одним из первых имиджмейкеров, потому что своим девушкам старался помочь — что Юле, что Алле, что каким-то другим. Действительно, при первой встрече Алла произвела на меня очень сильное впечатление.
— Энергетикой или своей популярностью?
— Ее имя не говорило мне ни о чем — я увидел губастую рыжую девчонку, которая целый вечер играла на фортепиано, пародировала кого-то, пела песни.
— Это было дома у Дербенева?
— Да, совершенно верно, а потом, мы с ней условились, что поедем в ресторан «Сосновый бор» (она называла его «Еловая шишка») на Рублевке. Там за столом Алла разрезала себе ножом палец, открыла первую страницу моей записной книжки, выдавила кровь и ею написала: «Это кровь Аллы Пугачевой. Определите на досуге мою группу, потому как петь — мое кровное дело».
— Этим она вас сразила, я думаю, наповал...
— Ну, если женщина расписывается кровью, это звучит как приглашение к действию... С того момента и начались наши отношения.
— Вы пригласили ее к себе или поехали к ней?
— Тогда я жил в гостинице «Мосфильма» и снимал фильм с участием «Песняров». В одном номере обитали мы с Аллой, а в соседнем — Володя Мулявин...
— ...со Светланой Пенкиной...
— Точно. Они тоже познакомились в это время на съемках моего фильма с участием «Песняров». Так вот, когда мы приехали в гостиницу, на моем столе находилась пишущая машинка. Я засунул в нее лист бумаги и настучал: «Алла, ты мне безумно нравишься. Ты самая прекрасная певица на свете и самая очаровательная женщина. Я рад, что у тебя нашлось время для меня. Я этого никогда не забуду. Сегодня я почти счастлив. По этому поводу Дербенев написал бы 10 песен, а я одним пальцем на машинке стучу то, что придет в голову». Она ответила: «Саша! Пусть будет так... не знаю как. Но пусть будет. Один йог сказал: «Если нельзя, но очень хочется, значит, можно!».
— Если не ошибаюсь, к тому времени, когда вы с Аллой Борисовной встретились, у вас невеста была, у нее — жених...
— Да, а вообще это запутанная история, потому что Алла должна была выйти замуж за одного известного армянского музыканта.
— За Константина Орбеляна, которому было под 50?
— Ну, не будем его фамилию называть — зачем?
— Дело уже к свадьбе шло?
— Не только у них — у меня тоже была невеста, актриса и, кроме того, престижная девочка — ее отец возглавлял Управление делами Совета Министров. Впрочем, мы с Аллой так друг в друга влюбились, что обо всем забыли — в том числе и об опасности. Однажды она ко мне прибегает: «Слушай, мой армянин что-то узнал — того и гляди зарежет, поэтому давай теперь сам все улаживай». (Типичная женская логика). Я согласился: «Хорошо, бери жениха и сегодня же вечером привози к Дербеневу». Она пришла с ним, я с невестой, которая на меня целый вечер вешалась. (Алла тем временем вешалась на своего спутника). Тот подозрительно на меня смотрит, но видит, что налицо будущая семейная пара. В общем, как-то мы их успокоили, а потом на все плюнули и стали жить вместе...
Через какое-то время она спросила меня: «Сашечка, ответь на один вопрос. Вот Пашка Слободкин аранжировал «Арлекино», Дербенев написал стихи лучших моих песен, Зацепин замечательную музыку сочинил, а ты что для меня сделал?». — «Пугачевочка, — говорю, — я тебя для тебя вычислил».
Это, кстати, нужно пояснить. Наблюдая за ее работой, я сделал кое-какие выводы, и в нашей кухне над обеденным столом появились две бумажки, которые я настучал на той же пишущей машинке. Я набросал некий план завоевания эстрадного Олимпа. На одной бумажке значились пять стратегических принципов сценического образа:
1. Исповедь.
2. Одинокая женщина.
3. Театр Аллы Пугачевой.
4. Русская ниша.
5. Пугачевский бунт.
А на другой бумажке было примерно 20 тактических пунктов, как этого достичь. Все было слегка шутливо зашифровано, но все наши гости довольно легко понимали, о чем идет речь.
Она бровь подняла: «Значит, «вычислил»? Ну тогда ты должен на мне жениться». Я кивнул: «Cогласен», — и мы отправились в загс. Леня Гарин, композитор и аранжировщик знаменитой песни «Женщина, которая поет», был нашим свидетелем, а потом мы поехали на дачу к знаменитому Серушу Бабеку.
— Миллионеру иранского происхождения?
— Точно. Ему принадлежала бывшая дача Зыкиной, где у него была студия — там даже Володя Высоцкий свои песни записывал. Видите, как мир тесен? Там у нас и прошел свадебный вечер — это случилось как раз на католическое Рождество — 24 декабря.
— Первая ночь с Аллой Борисовной — это было что-то необыкновенное или вполне рядовое в вашей жизни событие?
— Извините, Дмитрий, но интимные вещи я никогда ни с кем не обсуждаю. Скажу только, что первую половину ночи мы провели среди гостей возле новогодней елки — в какой-то момент Алла даже задремала у меня на плече.
«КОГДА ВЫНОСИЛ ИЗ АЛЛИНОЙ КВАРТИРЫ БУТЫЛКИ, МАШИНАЛЬНО ИХ ПОСЧИТАЛ — НАБРАЛОСЬ 147 ШТУК»
— Это правда, что в однокомнатной квартире Аллы Борисовны на Вешняковской из мебели был один полосатый матрас и батарея пустых бутылок?
— Спустя какое-то время после того, как мы начали жить вместе в гостинице, она сказала: «Ты знаешь, у меня есть квартира, куда мы можем переехать». Ключи от этой маленькой однушки близ Кольцевой дороги она давала ансамблю «Веселые ребята», с которыми сотрудничала...
— ...а они были веселыми?
— Не то слово, поэтому бутылки валялись везде. Когда я их выносил, машинально посчитал — набралось 147 штук, но Алла тут ни при чем. С Кристиной и мамой она в другой квартире жила, а вся стеклотара принадлежала «Веселым ребятам». Пришлось привести эту холостяцкую обитель в порядок, и какое-то время мы там кантовались, пока не получили квартиру побольше.
— В свое время ходили слухи, что Алла Борисовна сильно пьет, — судачили даже, что это вы ее к этому приучили, предлагая перед сном обязательно осушить три рюмочки...
— Полная чушь! Во-первых, те, кто меня знают, в курсе, что водку и вообще крепкие напитки я никогда не употребляю — могу позволить немножечко пива или вина, причем всю жизнь эта доза у меня одинаковая. Поймите, у нас были гораздо более интересные занятия, чем пьянство, — взять те же беседы, а информацию вы привели из бредовой книжки одного сумасшедшего журналиста, но его убогие фантазии я даже комментировать не хочу.
— Когда вы познакомились с Пугачевой, назвать ее финансовое положение устойчивым было трудно?
— Зарабатывала Алла немного, потому что ее концертная ставка равнялась восьми рублям. Тысячи зрителей, покидая какой-нибудь стадион «Лужники», думали, что она увозит оттуда мешки денег, а ей платили за два отделения 16 рублей...
— ...если предприимчивые администраторы чего-то там не химичили...
— Да, по тем временам случались, конечно, какие-то небольшие левые концерты, но у нас была с ней взаимная договоренность, что деньги, которые Алла на них зарабатывала, складывались в так называемый «Фонд Кристины», и ими распоряжалась бабушка.
— Иными словами, считать Пугачеву богатой было нельзя?
— Странный вопрос... Я встретил и полюбил одну из самых талантливых певиц нашей страны, и мне даже в голову не приходило оценивать наши отношения с точки зрения какой-то состоятельности. Точно так же, думаю, и для нее абсолютно не имели никакого значения мои доходы, несмотря на то что я в то время крепко стоял на ногах. Нет, отношения у нас были совершенно другие.
— Вы называли ее Пугачевочкой и писали друг другу трогательные записки и письма, которые оставляли на пишущей машинке. Я не удержался, выписал одно из тех, что она вам прислала со съемок в Эстонии. «Сашечка, это я! Насколько же трудно мне жить здесь без тебя! Вечером, как прогуляюсь по Таллину, выпью французского коньячку, так и тянет на что-нибудь большое и чистое. Обстановка так и располагает, а тебя нет... Сашечка, я тебя люблю! Мне никого не надо, но если ты мне, зараза, изменишь, я уеду сюда обратно, и тогда... Миленький мой, хорошенький, пригоженький, родненький, сладенький, противненький, талантливенький, красивенький и так далее, и так далее. Целую тебя, Алла». Много было такого рода признаний?
— У нас были нежные отношения — думаю, что подобными посланиями обмениваются влюбленные во все времена.
— Как складывались ваши отношения с Кристиной?
— Замечательно. Я очень ее любил, первый раз в школу лично отвел. Однажды приходим мы с Аллой на Рязанский проспект, где Кристина жила с бабушкой, и она на меня бросается, целует, а потом начинает маме что-то шептать. Алла, сдерживая смех, ей говорит: «Ну-ка иди, погуляй», а потом ко мне оборачивается: «Знаешь, о чем мы секретничали? Сегодня до нас здесь был Орбакас, и Кристина спросила: «Папе будем говорить, что отец приходил?». Понимаете, для нее это были два разных человека: я — папа, а Миколас — отец...
Кристина впервые попала на съемочную площадку, когда ей было лет семь или восемь. Я как раз снимал «Пену», а там в начале картины автогонки крутые. Решил показать нашей маленькой девочке, что у меня за работа. Привел ее, посадил в режиссерское кресло, дал мегафон: «Ну, Кристинка, кричи: «Мотор!». Она тоненьким голоском: «Мотор!», и вдруг по ее команде сорвались с места и помчались машины — сталкиваясь, переворачиваясь. Она испугалась: «Что же они так?». — «Ты же им приказала». — «Правда? Ну и кино!..».
«Бульвар Гордона» 13 апреля 2010
Кинорежиссер и писатель, второй муж Аллы Пугачевой Александр СТЕФАНОВИЧ: «Это с моей легкой руки Брежнев стал мелким политическим деятелем эпохи Аллы Пугачевой»
«ОДНА ИЗ СМЕШНЫХ ИМПРОВИЗАЦИЙ РОДИЛАСЬ ЗА СТОЛОМ: ПУГАЧЕВА УБИЛА МУЖА УТЮГОМ»
— По общему мнению тех, кто хорошо вашу пару знал, именно вы создали — сценический образ Пугачевой — просто вылепили ее, как Пигмалион свою Галатею. Однажды вы, кстати, признались: «Я не был ее продюсером, не зарабатывал на этом денег — просто мне хотелось, чтобы моя девушка была лучше всех». Потрясающе сказано...
— Ну, очевидно, любой мужчина хочет, чтобы его девушка была лучше всех, а настоящий старается сделать для этого все возможное.
— Стратегия и тактика раскрутки у вас тоже была?
— Да, и я вам уже упомянул ее принципы.
— Хаотичными метаниями это, выходит, не назовешь?
— Нет, у нас даже в кухне висела бумажка, где были напечатаны пять основополагающих пунктов.
— Вот с этого места, пожалуйста, подробнее. Итак, первый...
— Исповедальная форма: петь песни только от первого лица. Дербеневу, основному автору Аллы, и всем остальным, кто попадал в ее орбиту, поступил соответствующий заказ: народ должен думать, что каждая песня — это рассказ о себе.
— Второй...
— Петь о женском одиночестве. Никаких «гражданских», патриотических вещей, твоя тема — несчастная неразделенная любовь, потому что основными потребительницами эстрады, по моему представлению, являются подростки, у которых бурлят гормоны, и женщины с неустроенной судьбой, которых в нашей стране не перечесть.
Выполняя эту задачу, мой друг-фотограф Валерий Плотников сделал две серии фотографий Аллы с Кристиной — они прекрасно работали на образ народной страдалицы.
— ...мужа и личного счастья у звезды быть не может...
— Никакого, поэтому я всегда стоял за кулисами, никогда себя не позиционировал как муж. Собственно, мне это было не нужно. По тем временам кино было значительно важнее эстрады, и даже мои приятели-режиссеры на «Мосфильме» подначивали: «Ты что, с ума сошел — на какой-то певичке женился». — «Ах, — думал, — певичка? Ну, я вам еще докажу, она всех вас затмит!».
— Женское одиночество — второй пункт, а третий?
— Театрализация песни (каждая — маленький спектакль). Не стоять надо, как столб, у микрофонной стойки, а двигаться, обыгрывать даже тот небольшой реквизит, что у тебя в руках. Микрофон, например, в какой-то момент может стать бокалом с вином, царским скипетром или факелом, которым освещаешь себе путь, и такие же требования к костюмам. Первый для Аллы придумала моя художница с «Мосфильма» Марина Левикова, потом Слава Зайцев, наш друг, сделал знаменитый малиновый балахон...
Четвертый пункт — русскость: нужно было забыть о песнях на английском... Тогда многие или подражали западным исполнителям, или пели с акцентом: Соня Ротару — с небольшим таким фольклорным, Пьеха — с французско-польским, прибалты — со своим, а вот ниша русской певицы пустовала.
Пугачева — замечательная фамилия: скажи еще, что твоим предком был Емельян, — и вперед! (Все пункты, естественно, были зашифрованы, потому что к нам разные приходили люди: кто-то о чем-то догадывался, кто-то нет...).
Пятый пункт назывался «Пугачевский бунт» и подразумевал правильное появление на телеэкранах, потому что, по моим представлениям, телевидение создано не для того, чтобы его смотреть, а для того, чтобы тебя там показывали. Нужно было не только правильно появляться в нужных передачах, но и затем исчезать на какой-то период, чтобы народ кругами ходил: «Опять запретили... Опять не пускают... Куда ж она, бедная, делась?». Естественно, запускали какие-то бесконечные слухи — одна из смешных импровизаций вообще за столом родилась: Пугачева убила мужа утюгом.
— Да, я помню...
— Весь Союз в это свято поверил, и в каком-то городе к ней даже пришел прокурор и спросил укоризненно: «Скажите, а вы имеете право выступать, находясь под следствием? Вы же человека убили». Пищу для молвы мы подбрасывали постоянно: я был пресс-секретарем, продюсером, имиджмейкером — многие профессии сочетал, но, повторяю, никакой штатной должности не занимал.
— Это вы запустили слух, что японская газета «Асахи» назвала самыми великими людьми ХХ века Гагарина и Пугачеву?
— Да, а вышло все абсолютно случайно. Просто из редакции одной из газет позвонили: «У вас нет трех строчек каких-то — можем в завтрашнем номере что-то об Алле Борисовне опубликовать». Я оживился: «Так, записывайте. Японская газета «Асахи»... Самыми великими... Юрий Гагарин... Алла Пугачева...». Естественно, ничего такого не было и в помине... Другая запущенная мной байка, что у Аллы 100 миллионов пластинок. Дай Бог, 100 тысяч вышло к этому моменту, но поскольку популярные певцы хвастались: «У меня 800 тысяч», «А у меня миллион 200», нужно было всех оглушить, задавить, переплюнуть, и я сказал: «100 миллионов!». Конечно, чтобы появиться в советской газете, эти данные должны были цензуру пройти, но, к счастью, никто их не проверял — у Советской власти были дела поважнее.
— Так вы стали первым советским имиджмейкером...
— Это вышло случайно. Алле я ничего не навязывал — просто давал советы, другое дело, что она этим советам скрупулезно следовала. И следует до сих пор. Но прошу понять правильно: Алла — талантливый и самодостаточный человек, пробилась бы и так, только тогда ее образ был бы несколько иным, а не таким, какой теперь всем известен. И еще — это была не унылая работа по какому-то пятилетнему плану строительства коммунизма, а веселый кураж, от которого дурела вся страна.
«ПУГАЧЕВА — ЭТО ПСЕВДОНИМ, А НА САМОМ ДЕЛЕ ОНА АЛЛА РОЗЕНЦВЕЙГ»
— По слухам, вы даже интервью за Пугачеву «Комсомольской правде» давали...
— Да, но сейчас это совершенно нормально. Никто из певцов не занимается этим впрямую — в подавляющем большинстве звезды нашей эстрады тупые, как валенки. На то есть пресс-секретари, которые пишут, но тогда мне первому такая идея пришла. Просто товарищ мой, будущий главный редактор «Огонька» Лева Гущин, работал тогда в «Комсомольской правде». Мы с ним пошли в ресторан Дома кино, взяли шашлычок...
— ...раздавили бутылочку...
— ...винца «Цинандали» и под закусочку я ему несколько вечеров наговаривал, какая Алла интеллектуалка, как любит китайскую поэзию и французскую живопись (о которых и слыхом не слыхивала). Когда это интервью вышло аж в трех подряд номерах, все ахнули: так она еще и интеллектуалка! Текст тут же размножили — перепечатали на машинке и сшили в отдельные книжки, которые передавали из рук в руки: на небосклоне появилась звезда совершенно другого уровня. Ну о чем тогда могли рассказать остальные эстрадные исполнители? О новом фасоне платья или о своем невиданном успехе на гастролях в Целинограде. На этом вся их фантазия заканчивалась, а здесь по сознанию обывателя был нанесен такой мощный удар: певица входила в интеллектуальную элиту страны.
Важным проектом был первый в стране «двойной» альбом «Зеркало души» — я тоже занимался его дизайном и составлением (как говорится в статьях о разведчиках, «теперь об этом можно уже рассказать»). Чтобы достичь эффекта летящей в небесах Аллы, я положил ее на стол, сам держал за ноги, а лежащий на полу фотограф Слава Манешин щелкал своей камерой. Альбом разошелся фантастическим тиражом.
— Композитор Эдуард Ханок (он, как вы, наверняка, знаете, написал в свое время для Пугачевой две песни, а позднее явил миру сенсационную книгу «Пу-га-чев-щи-на», где сформулировал теорию волны) сказал, что Алла Борисовна — это смесь великой певицы с базарной бабой: вы с таким определением согласны?
— Это, конечно, грубовато! Правда, следует учесть, что мы с Аллой прожили четыре года, а Ханок обозревает весь ее творческий путь, за который я ответственности не несу. Она действительно девушка простая, с Крестьянской заставы, — и словцо может вставить народное, когда нужно и когда не нужно.
— В общем, своя...
— Это называется работать от противного. Если все певцы на эстраде все из себя правильные — и костюмчик, и причесочка, и поведение образцовое — то она, наоборот: вся растрепанная, по сцене носится, мужей утюгами убивает, скандалы в гостиницах устраивает. Зрителям это по кайфу...
— Вы назвали ее «девушкой с Крестьянской заставы», а между тем ходили одно время слухи, что она еврейка...
— Я хорошо знал и ее отца Бориса Михайловича Пугачева, и маму Зинаиду Архиповну: даже по именам можно понять, что они — чисто русские люди. Евреи — это, безусловно, одна из талантливейших наций, к которой принадлежат многие артисты и музыканты, — не буду перечислять, и то, что они тогда были гонимыми, казалось мне несправедливым. Интеллигенция наша была, разумеется, на стороне отъезжантов...
— ...и вы запустили слух...
— Ну, не совсем: я дал ей текст «Жил Александр Герцович — еврейский музыкант, он Шуберта наверчивал...
— ...как чистый бриллиант»...
— Гениальное просто стихотворение Мандельштама. Алла сочинила на него песню. Текст ее сначала не особенно вдохновил, но я разъяснил: «Если сделаешь реверанс в адрес гонимого народа — это будет благородно, а если мы еще подкрепим это какой-нибудь «залипухой»... Во время ее гастролей в Одессе я размножил клавир и лично объехал все самые популярные рестораны, предлагая музыкантам: «Хотите «запрещенную» песню из репертуара Пугачевой про еврейского музыканта?». Отрывали с руками — это же Одесса! Тут же пошли слухи, что «Пугачева» — это псевдоним, а на самом деле она Алла Розенцвейг, но на Молдаванке со знанием дела поправляли: «Не Розенцвейг, а Розенблат, и, кстати, она уже подала документы на выезд на историческую родину, поэтому не пропустите «прощальную» гастроль»...
— То есть традиция прощальных туров пошла оттуда?
— На моей памяти нынешняя ее «прощальная гастроль» — третья по счету. Верный способ привлечь к себе внимание, а на каждом концерте в Одессе Алла удивлялась: «Что это такие овации после «Музыканта»?».
— Самый безошибочный показатель популярности той или иной личности — анекдоты. Об Алле Борисовне их ходило немало, но, как теперь известно, некоторые вы придумывали сами. Какие?
— Самый популярный родился случайно. Мой товарищ кинодраматург Саша Шлепянов очень гордился тем, что написал сценарий к фильму «Мертвый сезон» с Донатасом Банионисом в главной роли.
— Прекрасная картина...
— ...и он рассказал мне такой анекдот. «На очередном съезде партии к Брежневу подошел работяга: «Простите, пожалуйста, как ваши фамилия, имя-отчество?». — «Брежнев Леонид Ильич», — ответил тот с изумлением. «Спасибо», — кивнул мужик, возвратился к своим корешам и с укоризной сказал им: «Ну вот, а ты говорил Банионис...».
— Банионис был же тогда фантастически популярен...
— Я расхохотался. Вдогонку Шлепянов рассказал второй анекдот: «В будущей энциклопедии напишут, что Брежнев — это мелкий политический деятель эпохи Донатаса Баниониса. Я пару раз пересказал этот анекдот в компаниях, а потом подумал: «Так, а Банионис-то тут при чем? Зачем нам кузнец?» — и с моей легкой руки Брежнев стал мелким политическим деятелем эпохи Аллы Пугачевой. Народ подхватил, и моя версия получила широкое распространение.
«Я С ИЗУМЛЕНИЕМ ПРОЧИТАЛ В МЕМУАРАХ ЖЕНИ БОЛДИНА, СЛЕДУЮЩЕГО АЛЛИНОГО МУЖА, О ЕЕ ЕЖЕДНЕВНЫХ ДЕБОШАХ И ПОПОЙКАХ: ПЕРЕДО МНОЙ ПРЕДСТАЛ СОВЕРШЕННО ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК»
— Кто, если не секрет, придумал композитора Горбоноса?
— Какой же это секрет? Горбонос — это фамилия моего одноклассника. Дело было так. Я постоянно внушал Алле, что нужно пробовать себя в разных сферах творчества, в частности, в сочинительстве, а она этого почему-то стеснялась. Я применял и такие аргументы: «Ты хочешь заработать себе на обеспеченную старость или так и будешь все время по восемь рублей получать?»...
— ...а Зацепин с Тухмановым тысячи...
— Ну да, Тухманов одним «Днем Победы» зарабатывал на два автомобиля в день. Она отнекивалась: «Да ну, кто это будет слушать? Вдобавок никакого отношения к Союзу композиторов я не имею». — «А ты попробуй», — настаивал я.
Под моим нажимом Алла написала первые три песенки — «Женщина, которая поет» на стихи Кайсына Кулиева (Леня Гарин сделал аранжировку и попросил вставить его соавтором), сонет Шекспира «Уж если ты разлюбишь, так теперь» и еще одну веселую песенку про «резинового гномика» (впоследствии ее текст был заменен на слова: «Папа купил автомобиль»). Но в чем была проблема — чтобы попасть с этими песнями в кино или в телеэфир, нужно было их записать на пленку.
Это сейчас студии звукозаписи стоят и ждут, когда ты придешь с бабками, и пиши что хочешь, а тогда «Мосфильм» и фирма «Мелодия» были расписаны на месяцы вперед и работали только на официальную продукцию, поэтому под свой фильм «Диск» про «Песняров» я заказал ночную смену и притащил туда Аллу (за что мог полететь с «Мосфильма» со страшной силой). В студии мы записали ее песни якобы для моей работы, хотя они там не нужны были даже даром.
— А как же цензура, мимо которой в СССР даже мышь не пробегала?
— Да, это был музыкальный «самиздат», который мог караться и уголовной статьей. По тогдашним законам за самовольное распространение давали срок, но ни на телевидении, ни на радио, куда мы потом приносили эти пленки, никому в голову не приходило спрашивать так называемый «лит». Там были уверены, что если есть пленка, то, значит, есть и цензурное разрешение.
В то время Алла снималась у нашего общего товарища режиссера Александра Орлова в фильме «Третья любовь» (позднее он получил название «Женщина, которая поет»). Принесла ему пленки: так, мол, и так, послушай. Саша загорелся: «Очень хорошие песни», и они сняли с ними какие-то эпизоды, включили, не думая о последствиях, но Александр Сергеевич Зацепин, уважаемый композитор, с которым был заключен на этот фильм договор, обнаружив чужие песни, совершенно справедливо устроил скандал. Дошло до дирекции, и директор студии Николай Трофимович Сизов дал указание разобраться.
Меня вызвала зам главного редактора «Мосфильма» Глаголева, которая знала, что за всеми трюками Пугачевой стою я, — это уже было известно в узких, так скажем, кругах...
— ...ограниченных людей...
— «Что это, Саша, такое? — прижала меня к стенке. — Признавайся, где песни взяли?». — «Нина Николаевна, — импровизирую на ходу, — вы знаете, несчастный мальчик живет в Люберцах — парализованный, на коляске. Его зовут...». Тут у меня всплывает фамилия мальчишки, с которым я в третьем классе подрался, — больше он ничем в мою жизнь не вошел. «...Зовут его Боря Горбонос. Он и сочинил эти песни. Неужели несчастного инвалида «Мосфильм» сейчас оттолкнет, лишит всякой надежды? Это же его убьет!». Наворотил такую бразильскую мелодраму, что Глаголева прослезилась. «Ладно, — кивнула, — подумаем, как быть». Выскочил я от нее с мыслью: «Что же теперь делать?», ведь если они докопаются до правды...
— Так и работы можно лишиться...
— Я все-таки руководитель большущего коллектива, государство доверяет мне миллионы, и вдруг занимаюсь такой ерундой. Бросаюсь в павильон к Орлову: «Саша, умоляю, объяви перерыв — мне позарез Алла нужна». Хватаю ее прямо в гриме, в костюме, усаживаю в «жигули», и мы несемся в ВААП, агентство авторских прав, где регистрируем псевдоним Борис Горбонос.
На обратном пути я лихорадочно думаю: «Что бы еще такое сделать, чтобы не разоблачили?». В пустой кабинет Георгия Данелии — художественного руководителя Творческого объединения комедийных и музыкальных фильмов — затаскиваю гримершу и костюмершу, надеваю на Аллу свою рубашку, пиджак и галстук, которые с себя снял, приклеиваю усы и натягиваю парик. Последний штрих — роскошная фотография Пугачевой на пюпитре пианино, возле которого она с видом отдающего концы инвалида садится. Несколько щелчков затвора — и портрет гения из Люберец готов. Через 15 минут наш фотограф Слава Манешин все это напечатал, я выхватил у него снимок и мигом к Глаголевой. Та принесла фото Бориса Горбоноса Сизову, тот уронил скупую милицейскую слезу...
— Ну да, генерал милиции...
— ...суровый человек! «Ну ладно, — постановил, — черт с ним: что мы звери — гнобить этого горбатого мальчика...». (Смеется). Так, к неудовольствию Зацепина, песни в фильме остались, а одна из них, «Женщина, которая поет», дала ему даже название. Ну а после выхода картины на экраны мы сделали обратный ход и стали уже всем рассказывать, что автор этих прекрасных песен и есть та самая Алла Пугачева. Оказывается, она не только замечательная актриса, но еще и гениальный композитор. Народ обрыдался...
— Творческий и жизненный путь Аллы Борисовны отмечен множеством громких скандалов — говорят даже, что образ стервозной артистки Мельниковой из фильма «Зимний вечер в Гаграх», которую сыграла покойная Наталья Гундарева, списан именно с Пугачевой. В период вашей совместной жизни Алла Борисовна часто конфликтовала с окружающими ее людьми?
— За четыре года, которые мы прожили вместе, между нами практически никаких скандалов не было, и я с изумлением прочитал в мемуарах Жени Болдина, следующего ее мужа, о ежедневных дебошах, попойках: передо мной предстал совершенно другой человек. С Аллой мы занимались делом, причем увлеченно, с молодым азартом — нам было интересно и весело. С другой стороны, она действительно довольно сурово обходилась со своими музыкантами, но я не вмешивался.
— Творческий процесс...
— Иногда слышал, что кто-то там вовремя не пришел, сорвал репетицию, сфальшивил... В выражениях она не стеснялась, поливала их от всей души, но только тех, кто от нее зависел, а я в эту категорию не входил. Был только единственный случай, откуда, собственно, и родился эпизод «Зимнего вечера в Гаграх», который вы упомянули.
С Сашей Бородянским мы писали сценарий фильма «Рецитал», в котором должна была сниматься Пугачева. Дело было в Ялте, мы работали целый день в номере, а потом пришла Алла, прочитала текст, который торчал из пишущей машинки, и, не совсем разобравшись, не зная, какие сцены предыдущие, сказала, что ей это не нравится. Бородянский буркнул что-то типа: «Дуракам полработы не показывают», после чего она взвилась, схватила эту машинку и шмякнула ее об стену...
— Хорошо хоть не о Бородянского...
— Из солидарности с Сашей я сказал: «Ну что ж, с тобой мы общаться не будем и сценарий этот писать прекращаем. Счастливо оставаться!» — и вместе с ним ушел. Через какое-то время Алла опомнилась, извинилась перед Бородянским — в общем, скандал замяли, но Саша — не член семьи и не близкий человек, который многое может простить.
— У него это отложилось...
— Конечно, и когда он писал с Кареном Шахназаровым сценарий «Зимнего вечера в Гаграх», ввел эту сцену с Мельниковой, тем более было с кого списывать образ «зазвездившейся Примадонны».
«В СЕРОЙ ПАПОЧКЕ БЫЛ АККУРАТНО ПОДКОЛОТ ДОНОС МЕТРДОТЕЛЯ, ЧТО ВСЕХ СОТРУДНИКОВ КГБ Я ПРИЗЫВАЛ ПОВЕСИТЬ»
— Говорят, что однажды в сильном подпитии Алла Борисовна пришла в КГБ прямо на Лубянку, устроила там дикий скандал и генералы перед ней дрожали, — это правда?
— Полный бред, только это не кто-то там говорит, а заявила она сама. В программе Антона Хрекова «Главный герой», снимавшейся к 60-летию Пугачевой на НТВ, Алла поведала такую историю: будто бы она напилась и отправилась гулять по Москве. Подошла к Лубянке, постучала в дверь... Ей открыли, и все моментально упали перед ней ниц. Она вошла прямо в кабинет прямо к заместителю председателя КГБ СССР Филиппу Денисовичу Бобкову и потребовала самолет в Западный Берлин, чтобы там отовариться. Тот расшаркался: «Конечно, Алла Борисовна, служебный борт готов, уже под парами», но лететь она передумала. Чушь — от первого до последнего слова!
— Неужели жалко было выделить ей самолет?
— Это с какой стати? И кто она такая? При коммунистах существовал Комитет партийного контроля, которого боялись больше, чем КГБ, да и в КГБ порядки были суровые. Если бы кто-то из сотрудников этой организации за казенный счет прокатил ее на трамвае, на следующий день упарился бы писать отчеты о том, в каких оперативных мероприятиях она была задействована и сколько на это потрачено. Дочка генсека Галя Брежнева слетала один раз в Вену на обычном рейсовом самолете, так потом товарищи по партии пеняли за это бедному Леониду Ильичу до самой смерти.
Какой спецсамолет? За какими шмотками? Да генерала армии Бобкова разжаловали бы на следующий день «за нецелевое использование казенных средств» без выходного пособия, а он, как известно, ушел на заслуженный отдых с почетом. В общем, подвела Алла Борисовна уважаемого журналиста — он ведь и представить себе не мог, что народная артистка СССР может так врать.
Ну а к Филиппу Денисовичу Бобкову мы ходили с Аллой вместе, и по совершенно другому поводу.
Когда праздновалось ее 30-летие (30 лет назад — подумать только, как годы летят!), на банкете в гостинице «Белград» подбегает ко мне со слезами Кристина: «Папа, папа, мне дядя вывернул руку». — «Какой дядя? — я возмутился. — А ну покажи. Пойдем разбираться». Метрдотель заявил: «Она танцевала в соседнем зале, где взрослые, а после 20-ти часов в ресторанах детям находиться нельзя». У меня между тем с этим блюстителем порядка еще накануне была стычка, потому что он вообще не хотел давать нам банкетный зал, а когда мы через его голову все получили, отыграться решил на ребенке. Можно было, конечно, по морде ему дать, но это значило испортить вечер, и я на чистом русском языке объяснил, что о нем думаю.
Через несколько дней меня вызвал директор «Мосфильма» Сизов: в его кабинете сидел голубоглазенький человечек...
— ...тоже генерал?
— Нет, молодой, невзрачный, судя по всему, лейтенантик с серой папочкой, куда были аккуратно подколоты донос метрдотеля с подтверждениями официантов, что всех сотрудников КГБ я призывал повесить. Просто еще в ресторане, когда я ему все высказал, он спросил с пафосом: «Как вы можете так разговаривать с сотрудником КГБ?». — «По таким, как ты, — я ответил, — петля плачет». На этом расстались, но он мои слова обобщил, и в «контору» тут же ушла «телега». Сизов руками развел: «Ничем не могу помочь — ты же, наверное, понимаешь, на что замахнулся, так что больше на «Мосфильме» ты не работаешь».
— Алла Борисовна за вас хоть вступилась?
— Хороший вопрос. Я-то думал, что услышу от нее хоть какие-то слова поддержки, — все-таки я вступился за ее дочь, но едва она услышала о моих неприятностях, как тут же от меня открестилась: «Сам виноват, рассказываешь на каждом углу анекдоты про советскую власть, шляешься по посольствам и вообще...». Вот тут меня в первый раз торкнуло — «это с кем же я связался?». Но у меня был железный принцип: «Я не дам коммунистам испортить себе жизнь!», поэтому просто так я сдаваться не собирался.
По этому поводу я написал письмо самому Андропову: так, мол, и так, столько сделал в кино, в политику совершенно не лезу, не диссидент, так какого же, типа, хрена на основании доноса какого-то официанта вы такие суровые меры предпринимаете? Для разбирательства меня пригласили к первому заместителю председателя КГБ генералу Бобкову, который курировал творческую интеллигенцию, а поскольку дело было при Алле, я потащил ее в качестве свидетеля, чтобы подтвердила мои слова.
— Сергея Владимировича Михалкова не просили, чтобы словечко замолвил, — он же влиятельнейший был человек?
— Конечно, использовал разные способы — побывал и у Михалкова. Сергей Владимирович прямо из своей квартиры набрал номер: «Алло, это Михалков. Дайте, пожалуйста, такого-то. Что там за проблема с моим режиссером? Я могу за него поручиться». Выслушал ответ и ко мне: «Саша, я ничего не могу сделать». Решение, очевидно, на каком-то высоком уровне приняли, а поскольку я часто посещал резиденцию американского посла и другие дипломатические приемы, дружил с неблагонадежными писателями и художниками...
— ...то есть много себе позволяли...
— ...досье на меня толстое было — вот мне все разом и припомнили. Я, вообще, всегда жил так, как хотел: и тогда, и теперь, поэтому рассказы о том, что Советский Союз — тюрьма народов, а сейчас немыслимая наступила свобода, для меня, грубо говоря, звучат странно. Единственно, за границу в то время не выпускали, а так кайфовали мы вовсю...
Сергей Владимирович, короче, при всем его весе и связях помочь мне не смог...
— ...и вот вы с Аллой Борисовной у Бобкова...
— Я начал ему что-то такое рассказывать, но Филипп Денисович меня прервал: «Я все про вас знаю, не утруждайтесь. По вашему делу принято такое решение: вы продолжаете на «Мосфильме» работать, так что езжайте к Сизову и передайте это ему». — «Может, вы сами ему позвоните?» — спросил я. «Не надо, скажите, что вы у меня были», — ответил Бобков, и когда, попрощавшись, мы с Аллой уже направлялись к двери, вдогонку он произнес: «Кстати, Алла Борисовна, тут у нас юбилей органов намечается — вы не могли бы в концерте принять участие?». Она: «Ну, конечно»... На этом все наши встречи закончились, но теперь, после того как Филипп Денисович уже отошел от работы в КГБ...
«АХ, ТАК!» — ПОСЛЕДОВАЛ КРИК, ПОСЛЕ ЧЕГО АЛЛА СХВАТИЛА КАКОЙ-ТО КАМЕНЬ И ЗАПУСТИЛА ИМ В МОЮ МАШИНУ»
— Да, тесен мир... Биографы Пугачевой и люди, которые ее хорошо знают, говорили мне, что Алла Борисовна имела тесные контакты с КГБ и Бобков якобы являлся ее куратором, — это очередной миф?
— Бобков был куратором всех деятелей искусства, потому что возглавлял Пятое управление, а насчет того, была ли она осведомительницей КГБ...
Помните, я рассказывал, что обращался в КГБ, когда меня не выпускали за границу? Так вот тогда один из сотрудников, с которым я беседовал, дал понять, что за свои проблемы я должен благодарить Аллу. Но одно дело — написать телегу на бывшего мужа, и совсем другое — сотрудничать на постоянной основе. Хорошо зная Аллу Борисовну, я даже не могу себе представить, кто из сотрудников этого ведомства в здравом уме мог бы поручить ей ну хоть какое-то самое примитивное задание. Кроме художественного пения на Дне чекиста, разумеется...
— Во всяком случае, есть мнение, что ее вольница была КГБ санкционирована — на всевозможные ее выходки органы не только закрывали глаза, но даже их поощряли...
— Можно подумать, Комитету госбезопасности делать больше нечего было, как раскручивать эстрадных певиц. Конечно, какие-то поклонники у нее там, наверняка, были. Чекисты нормальные люди: слушали радио, телевизор смотрели, приглашали ее на концерты, аплодировали, но не более того.
Зайду с другой стороны: почему я, условно говоря, шлялся до бесконечности в американское и итальянское посольства, ни у кого не спрашивая разрешения? Мне присылали приглашение — я туда шел. Приходил к Толе Брусиловскому, у которого собирались легендарный журналист-международник Виктор Луи, американский корреспондент Эдмунд Стивенс — да все самые знаменитые люди того времени. Я с ними тусовался, и некоторые мои коллеги говорили: «Он сотрудник КГБ», но какой же я, на хрен, кагэбист, когда к государственной границе меня и близко не подпускали?
Такие же вот завистники или люди, которые сами карьеру не сделали, выдумали, что «Пугачеву раскручивал КГБ», но это полная чушь.
С другой стороны, сама Пугачева любит надувать щеки. Вот недавно на «прощальной» пресс-конференции она с апломбом заявила: «Наши молоденькие президенты никогда не дадут меня в обиду»! И что? В ее конфликте с Байсаровым хоть кто-то из власть имущих пошевелил пальцем? А вскоре ее вывели из Общественной палаты и дали к юбилею орден четвертой степени — вот вам и «молоденькие защитники»...
— Говорят, у Пугачевой была куча любовников, а Болдин, которого вы уже вспоминали, написал, что она крутила романы прямо у него на глазах. На ваших глазах увлечения у нее случались?
— Нет, друг друга нам упрекнуть не в чем. Кстати, в той же книженции, которую вы цитировали насчет рюмочек, которые Алле я якобы наливал, описана пикантная сцена: дескать, однажды Пугачева внезапно пришла и увидела в моей постели какую-то молодую певицу, так вот, это эпизод просто-напросто позаимствован автором из фильма «Звезда родилась» с Барброй Стрейзанд. Бедноватая фантазия...
— Процитирую тогда саму Аллу Борисовну — это о вас: «Потом я заметила, что он считает себя потрясающим плейбоем, девочки всякие на стороне у него появились. Я один раз подождала, когда все закончится, второй раз, а потом подумала: «Ну ладно, хватит уже ждать — пора расходиться». Это и есть истинная причина развода?
— У Аллы Борисовны было такое количество мужей со столь причудливыми пристрастиями, и минуло достаточно времени, чтобы она могла перепутать, что, с кем и как происходило. Повторяю: никаких измен, а тем более у нее на глазах, с моей стороны (и с ее тоже) не было — тут память ее немножко подводит. Правда, она и слова песен сейчас забывает на сцене, когда под фанеру поет...
С другой стороны, нужно еще красиво объяснить, почему мы расстались. Проще всего сказать: «Я его бросила, потому что он мне изменял». Публика это легко «съест» и даже посочувствует, но на самом-то деле все было посложнее.
— Так из-за чего же вы расстались?
— Могу открыть. Помните, я рассказывал вам про первый звоночек, когда она сразу от меня отреклась после конфликта с КГБ? Это дало трещину в моем к ней отношении, ведь я ей верил, столько для нее делал. Думал, будем вместе и в горе, и в радости, но «в горе» — не вышло. Правда, по инерции я написал для нее сценарий «Рецитал», запустился в съемки, снял документальные кадры на фестивале в Сопоте, эпизоды с Кристиной, которая по сюжету играла ее героиню в детстве, но прежнего доверия и прежнего желания жить вместе у меня уже не было.
Мы постепенно отдалялись друг от друга, а на съемках одного из первых эпизодов с ее участием в Москве ее понесло: она стала хамить съемочной группе, надеть сценический костюм отказалась. Пришла несуразно одетой: в какой-то маленькой шляпке и в жутком военном пальто, что совершенно не соответствовало романтическому образу, который предполагала картина, и отказалась переодеваться, а со вкусом у нее всегда были проблемы.
Ко мне подошел художник по костюмам: «Понимаете, мы не можем ее снимать в таком виде, тем более что в предыдущем кадре Алла играла в совсем другом костюме. Второго режиссера я озадачил: «Валентина Максимовна, попросите актрису одеться как нужно, а я пока другими делами займусь». Та подошла к ней со словами: «Алла Борисовна, переоденьтесь, пожалуйста», в ответ на что наша «прима» вспыхнула: «Тебе мое пальто не нравится? А мне твое!». Схватилась за лацкан на кожаном пальто этой пожилой женщины и разорвала его, а у той, как у героя гоголевской «Шинели», оно было самой дорогой вещью в жизни. «Съемку останавливаем», — объявил я. — «Подождем, пока актриса успокоится». — «Ах, так?!» — последовал крик, после чего она схватила камень и запустила им в мою машину...
— В машину?
— Ну да — та рядом стояла. Тогда я отменил съемку и вместе с коллегами отправился на «Мосфильм» к Сизову. «Николай Трофимович, тут такая история произошла... Хочу, чтобы выслушали группу». Все в один голос: «Больше мы с Пугачевой работать не будем». Оказывается, в группе не было ни одного человека, кого бы она не успела бы оскорбить. Директор спросил: «А какое решение ты принимаешь?». — «Мне трудно, конечно, — ответил, — поскольку фильм пробивал долго, но с этой актрисой мы теперь вряд ли найдем общий язык». Он взглядом обвел нас: «Хорошо, все свободны, а вас, Стефанович, прошу еще на минуту остаться».
— А вас, Штирлиц...
— Точно-точно, один к одному (улыбается). Когда дверь за группой закрылась, спокойствие с лица Сизова слетело: «С ума ты сошел? Только один скандал с тобой замяли — теперь новый. Не понимаешь, что пять тысяч человек на «Мосфильме» из-за срыва плановой единицы премиальные не получат? Тут я тебя точно выгоню. Давай решай свои семейные проблемы или думай, как из этой ситуации выходить».
Я встретился с Бородянским: «Саша, что будем делать?». Он: «Может, пригласить другую актрису?». — «А кого?». — «Есть только один вариант — Соня Ротару». Сели в поезд, приехали к ней, тайно встретились: так, мол, и так, с Аллой у нас не получается. Думаю, что мы вообще с ней расстанемся, но я хочу тебе предложить... Она развела руками: «Понимаешь, просто сниматься в фильме вместо Пугачевой и входить в ее роль я не буду»...
«ВЕРТОЛЕТ ЗАВИСАЕТ НАД РЕСТОРАНОМ, ОТКРЫВАЕТСЯ ДВЕРЬ САЛОНА, И ОТТУДА СОНЯ РОТАРУ БРОСАЕТ К НОГАМ АЛЛЫ ОГРОМНЫЙ БУКЕТ ЦВЕТОВ»
— ...порядочный человек...
— «Давайте, ребята, договоримся так: измените сценарий, а еще лучше — напишите новый». Ударили по рукам: «Хорошо, только пока никому ни слова».
Фильм «Рецитал» закрыли, мы с Бородянским написали совершенно новый сценарий. В «Рецитале» был рассказ о том, как девушка из деревни пробивается на сцену, а сценарий «Душа» повествовал о том, как популярная эстрадная звезда из-за болезни со сцены уходит. Тему болезни певицы мы позаимствовали из биографии Ротару. Через пару месяцев «Душу» запустили в производство. Пригласили Соню, заключили с ней договор, и пятитысячный коллектив «Мосфильма» вздохнул спокойно — прогрессивки за срыв плана никого не лишат.
— Местью это, выходит, не было?
— Моей — Пугачевой, во всяком случае, точно не было. Закрытие «Рецитала» поставило мою карьеру на грань катастрофы, а «Душу» нужно было снимать в сокращенные сроки, чтобы спасти студию. Журналисты любят какие-то байки придумывать про звериную ненависть одних артистов к другим...
— ...в частности, Пугачевой к Ротару и наоборот...
— Нет, это сильно преувеличено. Могу вам такой рассказать эпизод.
Как-то мы с Аллой случайно оказались летом в Ялте. Хотели поехать в круиз по Черному морю, сели на теплоход в Одессе, но нам не понравились условия и сошли в Крыму. Стоим на набережной с чемоданами, лето, жара, гостиницы переполнены: что делать? Позвонили Ротару: «Сонечка, дорогая, выручай! Ты тут депутат...». Она: «Попробую что-то сделать — перезвоните минут через 15». Звоним, а голос у нее огорченный: «Ребята, сезон, номер надолго просто невозможно достать, но на одну ночь я для вас выбила люкс. Увы, это все, что могла».
Мы поблагодарили и пригласили ее с мужем Толиком в ресторан: «Какой, скажи, твой любимый?». Она: «В горах — там новый открыли». На следующий день к двум дня, как и договаривались, туда приезжаем, нам накрывают стол, но в два часа Сони нет, в полтретьего — нет, в три тоже, а она обмолвилась, что на телевидении у нее какая-то съемка рекламная. Ну что ж, думаем, с артистами такое бывает.
Что делать? Налили, чокнулись, стали есть, и вдруг звук такой: тук-тук-тук, — будто трактор. О, да это же вертолет! Он зависает над рестораном, открывается дверь, и оттуда появляется Соня. «Ребята, — жестом показывает, — не могу присоединиться», — и огромный букет цветов бросает к ногам Аллы. Вот какие на самом деле были у них отношения...
— ...как интересно...
— ...но почему-то не это, а какую-то вымышленную вражду журналисты стараются раскопать...
Вечером мы были у Сони на концерте — как раз перед этим ей дали звание народной артистки Украины. Алла вышла с букетом на сцену, поздравила ее.
— Алла Борисовна была возмущена, что в вашем фильме снялась Ротару?
— Меня, честно говоря, ее эмоции по поводу фильма мало интересовали. Мне нужно было уложиться в короткие сроки и снять новую картину. Кстати, вся съемочная группа в Ротару была просто влюблена...
а знаете, я ведь с ней познакомился гораздо раньше, чем с Аллой.
— Не может быть!
— Еще как может. Лет за пять до встречи с Пугачевой композитор моего первого фильма Леня Гарин пригласил меня на фирму «Мелодия», где Соня записывала его песню. Я был ею очарован...
«ТО, ЧТО Я УПАЛ К РЕЗНИКУ В НОГИ И СТАЛ УМОЛЯТЬ: «ВЕРНИ ПУГАЧЕВУ!», — ЧУШЬ СОБАЧЬЯ»
— Спасибо, но вернемся к Алле Борисовне. Мне кажется, тот случай на съемках, который вы описали, стал только поводом для разрыва, а причина в так называемой усталости материала. Друг друга вы утомили?
— Возможно, вы правы — эта гонка нас утомила. Мы ведь даже ребенка не хотели из-за этого заводить... Впрочем, это глубоко личное. Скажу только, что наше расставание было болезненным и с той, и с другой стороны.
— Илья Резник рассказывал мне, как со слезами на глазах вы умоляли его вернуть Аллу, думая, что это он ее увел...
— Это бред Резника... В 78-м году неудавшийся актер Илья жил в Петербурге, перебивался там с хлеба на воду. Из Театра Комиссаржевской его выгнали, и он писал какие-то пародии, капустники... Как раз когда, по его словам, случилась описанная им слезливая сцена, я снимал фильм «Пена», в который решил вставить песни и музыку Аллы. Кстати, если внимательно прислушаться, лейтмотивом в нем звучит песня «Еврейский музыкант», а Алла в этот момент смертельно рассорилась с Дербеневым. Нужен был автор...
— ...альтернативный...
— ...да, который напишет тексты — вот я и вспомнил про Резника. Тем более что он был женат на моей подруге Регине Гриншпун, и она сокрушалась все время, что в семье нет денег, и просила помочь Ильюше.
— Откуда вы ее знали?
— С Региной, красавицей из Одессы, мы познакомились на съемках фильма «Прощай» задолго до того, как она вышла замуж за Резника.
— Так вы с ней поддерживали близкие отношения?
— Дружеские. Илья по моему приглашению приехал в Москву, поселился в той же гостинице «Мосфильма», где мы когда-то встречались с Аллой, и написал текст песни «Поднимись над суетой». — Дружеские. Илья по моему приглашению приехал в Москву, поселился в той же гостинице «Мосфильма», где мы когда-то встречались с Аллой, и написал текст песни «Поднимись над суетой». А потом пришел к нам в гости и зачитал маленькую поэму, где были такие слова:
Идет гульба в киношном мире,
в честь Стефановича — виват!
Да, брат, тебе тридцать четыре,
но это все ж не пятьдесят!
Скворец, трудяга ежедневный,
идей ты полон до ушей.
О, режиссер мой сладкопевный,
Висконти наш и Эйзенштейн!
Он одевается «по фирме».
Он свеж. Он чист. Он мыслью нов.
И слышал я, что на «Мосфильме»
ему завидует Сизов.
Мон шер — пример для поколений,
он тот, который поведет.
Как он грассирует! Как гений!
Он Михалкову руку жмет...
Ну и так далее. Это сочинение помечено 13 декабря 1978 года, так что рассказ о том, как автор этих восторженных слов в 78-м с цветами после триумфального творческого вечера вышел из Политехнического музея, а я упал к нему в ноги и стал умолять: «Верни Пугачеву!», — чушь собачья. Во-первых, из Политехнического музея выходили с цветами Евтушенко и Вознесенский, а уж никак не рифмоплет Резник, который с ними даже рядом не лежал.
— А что, он плохой поэт?
— Я не могу назвать его поэтом: Илья — человек способный, но сочинение текстов для песен и поэтическое творчество — разные вещи. Есть Пушкин, Пастернак, Бродский, а есть песенники — почувствуйте разницу.
— Вы тем не менее всегда восторженно отзывались о Леониде Дербеневе...
— Дербенев был исключением, подтверждающим правило, ярчайшей личностью. Кроме сотен лучших песен, которые пела, поет и будет петь вся страна, он писал настоящие глубокие и драматические стихи, а кроме того, весь народ, не зная о том, что это сочинил Дербенев, из уст в уста передавал его частушки:
Что все чаще год от года
снится нашему народу?
Показательный процесс
над ЦК КПСС,
и если эта частушка в 70-е годы тянула лет на 10 строгого режима, то вторая уж точно на высшую меру:
Каждый день на огороде
над дерьмом грачи галдят,
а Ульянова Володю
даже черви не едят.
Это был такой вызов власти, который Резнику даже в страшных снах не снился. Другого уровня литература, да и гражданская позиция другая.
Для меня удивительно, зачем Резник такую ахинею придумывает. Я к Илье всегда хорошо относился и, в общем, уважительно о нем отзывался. Может, он хочет выслужиться перед Пугачевой? Да, впрочем, фиг с ним, но если человек несет про меня чушь, я просто обязан ему напомнить — что, где и когда.
«Бульвар Гордона» 20 апреля 2010
«АЛЛА ЗАДЕЛА МЕНЯ ЗАЯВЛЕНИЯМИ ОБ ОТСТУПНЫХ, И Я ДАЛ ЕЙ ПОНЯТЬ: НЕ НАДО ЗАРЫВАТЬСЯ, Я ЗНАЮ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ГОВОРЮ»
— После развода у вас начался дележ имущества, подробности которого перед 60-летием Аллы Борисовны многие газеты взахлеб описывали. Снова цитирую вас: «Ты должен платить за то, что спал с самой великой женщиной ХХ века», — сказала Пугачева, на что я заметил: «Не помню, чтобы у меня был роман с Индирой Ганди». В свою очередь Алла Борисовна снисходительно призналась, дескать, обязана вам тем, что приобщили ее к хорошей поэзии. «Но, — подчеркнула она, — я дала ему такого отступного, что при встрече он должен мне руку поцеловать и сказать: «Спасибо, дорогая, что ты была со мной»...
— Я ответил, что готов поцеловать руку женщине, которая подарила мне свою любовь, но поскольку упоминались какие-то отступные, которые были плодом ее воспаленного воображения, то мне пришлось напомнить, как было на самом деле. Ворошить эту тему не хочется, поэтому я просто обнародовал мировое соглашение, которое оба мы заключили в суде. Это подписанный нами документ, где все перечислено и черным по белому указано, что 75 процентов имущества отходит Алле и 25 — мне, а еще я выписываюсь из четырехкомнатной квартиры на Тверской, которую получил от Союза кинематографистов, и оставляю жилплощадь ей.
Мне крайне неприятно обсуждать меркантильные вопросы, и я коснулся их лишь для того, чтобы восстановить справедливость. Не хочу, чтобы меня выставляли человеком, который пользовался материальными благами «миллионерши», которая получала по восемь рублей за концерт, а потом как липку ее ободрал.
— То есть Алла Борисовна скуповата?
— Дмитрий, эти категории здесь неуместны — я же рассказывал вам, что в нашем союзе, как я его понимал, нас интересовали совсем другие вещи. Если бы мы поставили себе целью обогащение, не было бы, наверное, ни «пяти принципов», ни «Горбоноса», ни песен на стихи Мандельштама, ни многого другого... Мы ломали стену, а не торговали в лавке в тени этой стены.
— Я просто пытаюсь ее понять...
— Мне кажется, когда мы говорим о такой певице, какой была Алла Борисовна, следует сосредоточить внимание, скорее, на ее творчестве, достижениях или ошибках, а не на том, насколько она прижимиста, во всяком случае, такая постановка вопроса мне неинтересна.
— Действительно ли спустя годы чекисты дали понять, что после развода Алла Борисовна перекрывала вам кислород?
— После выхода на экраны фильма «Душа» меня пять лет не выпускали за границу, даже в Болгарию, и когда я спросил у информированного чекиста: «А что, собственно, послужило причиной?», он шепнул: «Ты что, баб не знаешь? Благодари за это свою бывшую жену!». Я так и не понял, с чего это он пустился тогда на такие откровения, — может, ветер перестройки надул ему голову, а может, она и сотрудников этого ведомства уже достала...
— Думаю, став экс-мужем, вы пристально следили за дальнейшей и творческой, и личной жизнью бывшей супруги.
— Дорогой Дмитрий, без ложной скромности, я прожил такую насыщенную событиями жизнь, жил и работал в таком количестве стран, крутил романы с такими потрясающими мировыми звездами, что если бы все рассказал, вы бы упали. Сейчас мои интересы во Франции, так зачем мне все время следить за певицей, которую за пределами СНГ никто никогда не слышал?
Вспоминаю про нее, только когда, извините, журналисты донимают или когда она в телевизоре очередной скандал закатывает. Впрочем, теперь, кажется, она на ваше ТВ переметнулась — из Тимошенко деньги тянула. Не знала Юлия Владимировна, что все кандидаты, за которых Алла в России агитировала, с треском продували выборы.
— Ну хотя бы помогите разобраться, как объяснить этот ее непонятный брак с Филиппом Киркоровым...
— Да откуда я знаю? Я сам с изумлением наблюдаю всю эту «голубую» тусовку вокруг нее, все эти ее клятвы сделать нашу эстраду «голубой» — петь, помогать и выходить замуж только за гомосексуалистов.
Эту программу она опубликовала в свое время в газете «Московский комсомолец» под пафосным названием «И все геи принесут ей по кусочку хлеба» (под «хлебом», очевидно, подразумевалось «бабло»). Недавно она вознамерилась построить в Питере свой театр, так из этого проекта спонсоры сбежали — поняли, что это будет очередной гей-клуб, а в московской эстрадной тусовке все знают: если хочешь прослыть голубым, тащи свои записи на ее FM «Радио АЛЛА». Поэтому за то, что наша эстрада стала насквозь «голубой дырой», можно поблагодарить персонально Аллу Борисовну.
...Когда мы жили вместе, она к ним относилась с брезгливостью. Сама мне рассказывала, что однажды ее мама стала уговаривать выйти замуж за одного знакомого. Алла в ответ: «Так ведь он педераст!». — «Ну и что? — ответила Зинаида Архиповна, святая женщина, — в нашей советской стране все профессии почетны!».
— «Очевидно, — заметили вы недавно, — бренд «Филипп Киркоров» принадлежит с потрохами Алле Борисовне, хотя при этом она терпеть его не может, и от этого у Пугачевой прогрессирует раздвоение личности. Как женщина она кроет Филю по-черному, а как владелица бренда, с которого имеет доходы, готова разорвать несчастного Пашу Волю за невинную шутку в адрес Киркорова на фестивале в Юрмале. Она вообще привыкла окружать себя шутами, рабами и подхалимами: они ее тоже в душе ненавидят, но терпят — а куда денешься?». Точная цитата?
— Точная. И основана на личных наблюдениях. Хотя некоторые сомневались: «Неужели так все запущено?», а оказалось — чистая правда. Сейчас Алла судится за бренд «Филипп» — оказалось, что не весь мир крутится вокруг Киркорова, а есть еще детские садики, конфеты и фирмы нижнего белья с такими же названиями, владельцы которых не уступают нашей Примадонне столь «дорогое» имя. История эта довольно громкая, но, может, хватит эту тему мусолить?
— Но ведь вы иногда выдаете прессе новые истории про Аллу Борисовну...
— В последний раз это было, когда она задела меня своими заявлениями об «отступных», и я дал ей понять, что не надо зарываться. Я знаю гораздо больше, чем говорю: это был «месседж» не читающей публике, а лично гражданке Пугачевой, ранее не судимой...
— Вы, кстати, когда с ней последний раз виделись?
— Пусть это останется для вас тайной — давайте, наконец, сменим пластинку...
«Я БЫЛ ДВОРОВЫМ ЛИДЕРОМ И ХУЛИГАНОМ, А ИНТЕЛЛИГЕНТНОГО МИШУ БОЯРСКОГО, СЛУЧАЛОСЬ, ЛУПИЛ»
...Однажды мы с Аллой выходим из ресторана Союза композиторов, подходим к нашим «жигулям» и обнаруживаем, что у них спущено заднее колесо. Я достаю из багажника домкрат, начинаю поднимать машину, и вдруг из того же ресторана (но, очевидно, из другого зала) появляется Мишка Боярский: «О, ребята, привет!». — «Здорово». — «Как дела? Вы че тут застряли? Алка, не плачь, сейчас колесо поставим. Сашка, ты что, «жигуль» не можешь поднять? Дай-ка я тебе подсоблю». Залезает под автомобиль и начинает руками его выжимать. Естественно, домкрат падает, и машина ложится задним мостом на Мишу. Мы застыли как вкопанные, потому что на наших глазах только что погиб Миша Боярский.
— Представляю, как выглядела эта сцена со стороны: стоит бледная Пугачева, а под колесами ее автомобиля лежит бездыханный народный кумир Боярский...
— Я подскочил, как-то поднял машину на домкрате, вытащил его, и что вы думаете? Мушкетер — и в огне не горит, и в воде не тонет! Отряхнулся: «Ребята, вижу, у вас все нормально, я пошел»...
«НУ ТАК ЧТО, — СПРОСИЛ АЛЛУ, — С «МАШИНОЙ ВРЕМЕНИ» БУДЕМ СОТРУДНИЧАТЬ?». — «НЕТ, Я ДОЛЖНА ОКРУЖАТЬ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, КОТОРЫХ МОГУ ПОСЛАТЬ, А ЭТИ САМИ МЕНЯ ПОШЛЮТ»
— Я вот смотрю, у вас и с Макаревичем фотография интересная, и картина, подаренная им, с трогательным автографом...
— Я познакомился с ним году в 79-м. Как-то приходит Алла домой грустная, расстроенная. «Я, — жалуется, — поругалась со своим ансамблем, всех повыгоняла, а впереди гастроли, не с кем петь». — «Ты что, не могла себя сдержать?». — «Нет, они там уже совсем обнаглели». В общем, выслушал я эту печальную историю посочувствовал любимой, а на следующий день на «Мосфильм» еду. Включаю в машине радио, а там Radio Moscow World Service по-английски что-то лепечет (перед московской Олимпиадой запустили такую странную станцию). Я английского тогда не понимал: «бу-бу-бу» — и вдруг раздается песня: «Вот новый поворот, и мотор ревет...». У меня чуть руль не выпал из рук: я же понимаю, что это вообще не отсюда, хотя и на русском. Еду дальше. Ведущий опять бу-бу-бу, и снова — «Каждый, право, имеет право на то, что слева, и то, что справа». Как по советским временам такой текст мог вообще попасть в эфир? Что это за потрясающая группа?
Вернувшись с «Мосфильма», говорю: «Пугачевочка, или у меня были галлюцинации, или Советскую власть отменили, потому что произошло невероятное. Я слушал гениальных ребят» — и рассказал ей про эти песни. Она навела справки: «Этот ансамбль называется «Машина времени», ему не дают выступать самостоятельно. У нас в Росконцерте есть один чтец, который исполняет спектакль «Маленький принц», так они у него за спиной стоят, аккомпанируют без слов, но, очевидно, что-то еще сочиняют. Вот тебе номер телефона — если хочешь, займись, поскольку ты, вижу, этим увлекся».
Я позвонил: «Здравствуйте, Андрей, где вас можно послушать, а лучше бы посмотреть?». Он говорит: «Как раз сегодня мы выступаем в кафе «Олимп» в Лужниках». Мы с Аллой туда приехали, и я впервые увидел «Машину времени». В конце концерта мы должны были встретиться, но тут к нам подошел человек, который представился директором «Лужников»: «Очень приятно, Алла Борисовна, что вы нас посетили. Такая жара (а в помещении действительно было немыслимо душно)... Здесь есть рядом спортивный бассейн — хотите там освежиться, поплавать?». — «Ну давайте». Когда мы к этому бассейну пришли, до нас вдруг дошло: где же купальные костюмы взять? Ну у меня-то трусы есть, а у Аллы легкое платье — без верхней части белья. Смотрю, какая-то тетка там пирожки продает. «Слушай, — говорю, — вот тебе деньги, дай напрокат халат». Алла надела его, мы нырнули...
Плаваем, и в этот момент вижу, по бровке бассейна идут Макаревич, Кутиков — вся чесная компания. Мы вылезаем. «Привет, — говорю. — Вот это, ребята, Алла, а это Андрей и его музыканты: прошу любить и жаловать». Смотрю, а они глаза от нее стыдливо отводят. Я глянул на Аллу, а этот халат прилип к ее телу, и она стоит перед «Машиной времени» абсолютно обнаженная.
Такой была первая встреча, но я увидел в их творческом союзе перспективу, потому что сразу как-то завелись. Поехали к художнику Дробицкому, моему другу, принялись придумывать декорации, костюмы — в общем, фонтанировать стали. «А я вам поставлю этот концертный спектакль, — пообещал, — вперед, ребята!».
Проходит какое-то время. «Ну так что, — спрашиваю Аллу, — будешь с ними сотрудничать? Смотри, какие ребята». Она: «Нет, не хочу». Я поразился: «Почему?», а она объяснила: «Понимаешь, я должна окружать себя людьми, которых могу послать, а эти сами меня пошлют. Лучше возьму тех, которые будут передо мной на цирлах бегать», и отказалась с «Машиной» работать. Уже потом, когда мы готовились к съемкам с Ротару, я Соне сказал: «Слушай, есть ансамбль такой «Машина времени». Она плечами пожала: «Я их не знаю». — «Узнаешь — все поймешь, — говорю. — Давай такой поворот сюжета сделаем: твоя героиня уходит со сцены, а они, новое поколение, приходят...
«Бульвар Гордона» 27 апреля 2010
