Владимир Летягин (Влад ЛЕН) Н О Ч Ь Я был один на этом свете в тени забытого огня, и трепетал струистый ветер, и не окутывал меня, сердито бабочка прядала, крылами бархатила шелк, и тишиной звенела зала, и сон неслышным шагом шел. - Останься, - темнота просила. - Прощай, - шептал осенний лист, - простись и помни: смерть - не сила, пока источник смысла чист... Спасите, древние молитвы, наставьте, черные отцы, вся жизнь -- война, вся жизнь -- битвы и все живые -- подлецы. Смущен ли ты небесным даром или тебя попутал бес,-- о, не кощунствуй, о, недаром ты слышишь музыку небес. Не надо, нет, не жди рассвета и не прогневай божество -- так сладко на излете лета грустит ночное волшебство... Его одежд прозрачных сумрак из крыльев бабочки скроен, печальный вздох квартета струнных к финалу жизни устремлен, истомный звон струны усталой, ресниц пушистых мягкий взмах, вот был -- и нет его, не стало, как сон истаял на устах... Кто это был? Смешливый ветер? Архенгел, дьявол или бог? Кто знает... Кто теперь ответит, кто смертью подведет итог? АМУР С ПИСТОЛЕТОМ О, черт возьми, я, кажется, опять попался! Как глупо и стандартно, боже ж мой... Нафренчиваюсь и повязываю галстук и добровольно лезу в петлю головой. В который раз хожу с крапленой карты, В упор, не целясь, разряжаю пистолет, Беру разбег, не трогаясь со старта И покупаю неиграющий билет... В который раз хожу с крапленой карты, чтобы в итоге проиграться вдрызг и превратиться в мальчика за партой, и -- в омут головой, не поднимая брызг. Я сам себе подписываю казнь, в упор, не целясь, разряжаю пистолет, я сам себе Амур и Стенька Разин, тот, у которого невесты больше нет. Беру разбег, не трогаясь со старта, я знаю все, что будет, наперед: я стану вежлив, как Восьмого Марта -- она сломается и на ночь не уйдет. А утро все расставит по каютам: колготки на столе, обертки от конфет... За поцелуя неразменную валюту я покупаю неиграющий билет -- и бог с ним! Пусть я снова проигрался! Амур, в конце концов,-- воспитанник чертей... Нафренчиваюсь и повязываю галстук, и снова еду на свиданье с ней. МАЛЕНЬКИЙ СТАТИСТ Когда я нужен тем, кому я нужен, которым без меня не обойтись, я -- суженый. Я -- суженый? Я с-ужен, как в роли много лет подряд артист, который все играет и играет, играет снова, снова и опять, играет и играет, и играет, играет -- и не может не играть! И он играет, он живет, играя все ту же роль -- с начала до конца, играет адские мученья рая и наслажденье добежавшего гонца, на финише упавшего без боли, поскольку боли нет у мертвеца, поскольку нет конца у этой роли и суженности нету у кольца. И по кольцу бежать -- все уже, уже, и узел все страшнее у лица, и все тесней кольцом на шее ужас, и нет дыханья, нет дыханья у гонца! Но по кольцу бежать -- ни сил, ни воли, и нету права соскочить с кольца, и не остановиться, не попить из лужи, в себе самом не вспомнить сорванца... Я нужен ТОЛЬКО тем, кому я нужен -- которым БЕЗ МЕНЯ не обойтись: я им НЕОБХОДИМ, я обречен, я сужен -- в спектакле жизни маленький статист. Ч Т О Б Ы Ну, вот и все, ты плакала? Я счастлив. Я привезу нахально-рыжий апельсин, и -- даже если бы все звезды враз погасли -- я ни за что б его не надкусил: хочу, чтоб ты сполна им насладилась, и корочкой чтоб пахло от лица, и все, что между нами ни случилось, ни в коей мере не касалось мудреца, которому -- во что бы то ни стало -- все нужно присобачить к ярлычкам, и в хаосе ему порядка мало, и нагота ему не по очкам, и надо снять очки, как часть одежды, чтобы прочувствовать всю мерзость суеты, чтобы понять всю мудрость дикаря-невежды, объявшего всю мудрость наготы, принявшего -- без рассуждений, свято -- ее доверчивость, незащищенность естества... И апельсиновая чистота заката, твоих одежд опавшая листва -- все это просто непорочный хаос! Пусть апельсином пахнет от груди: не так уж много нам любить осталось, и звезд не так уж много впереди. Так пусть заставят плакать эти бредни -- я мудро взвешу слезы на весах и объясню, что апельсин тот был последней несъеденной звездой на небесах. Его моя любовь с небес скатила совсем не для того, чтоб слезы лить... Какой же мерзкой надо быть скотиной, чтоб с кем-нибудь другим его делить, и рассуждать, и мудрствовать лукаво, оправдываться, лгать, цветы топтать, отстаивать несуществующее право чужие звезды на небе хватать, по морю плыть без красоты, без риска, без поклонения нагим богам, и в грязных лапах апельсины тискать, и проклинать веселый ураган, который рвет на наших мачтах снасти и наполняет алым ветром парусин... Ты плачь еще -- я буду просто счастлив! И привезу нахально-рыжий апельсин. ДНЕВНИК ВЛЮБЛЕННОГО САТИРА (СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ) предпасхальная поэма (посвящается Елене С.) ВОСКРЕСЕНЬЕ (она еще не ушла) "Я вас почти уже люблю",- вы ЭТО мне сказать хотели? Да, понимаю: не успели... Позвольте - я вас перебью? Ах, как же сладко ноет грудь! Как неохота пить лекарство, какое милое лукавство - миг объяснений оттянуть, и знать уже, что вот он - вот! Не дети, чай, обоим ясно, что оба мы давно согласны... В мозгах какой-то хоровод... Так я зачем вас перебил? Да-да, мне ЭТО страшно слышать, еще страшнее - НЕ услышать... ну - вот такой вот я дебил! Да-да, конечно, ДОЛЖЕН - я, как джентльмен - вообще обязан! Язык во рту узлом завязан... И... этот, как его?.. сушняк... Сейчас я - чаю пригублю... А впрочем, черт с ним, с чаем, ладно! И никаких "ПОЧТИ" не надо! Послушайте! Я вас люблю. ВОСКРЕСЕНЬЕ же (она уже садится в автобус) КОГДА БОГ И ДЬЯВОЛ ЕДИНОДУШНЫ Три восхитительных часа я "соблазнял" тебя стихами - в аду и в небе не стихали насмешливые голоса: "Ты спятил, парень,- или как? Ты ждешь, чтобы ОНА - ПРОСИЛА?! Болван! Она ж тебя ПРОСТИЛА!! Так поцелуй ее, дурак!!!" НОЧЬ с воскресенья на понедельник Я обречен любить Елен, хоть в юности была Надежда, но это было мно-ого прежде, чем этот - безнадежный!- плен... ПОНЕДЕЛЬНИК (ближе к вечеру) Да нет, не может это быть! Еще немножко - и раздастся... Звонок сломался, может статься? Ох, как бы вечер мне убить? ВТОРНИК (после вкусного обеда) Ах, ты негодница, плутовка! Ты почему мне не звонишь? Н-ну, погоди ужо! Сгоришь в аду на чертовой спиртовке!

ВТОРНИК же, но поздний вечер О, ТЫ МЕНЯ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕШЬ!.. (вторний плач) О-о! КАК я отомщу тебе!!! И не пытайся догадаться! Эх, мне бы скинуть лет пятнадцать... Н-ну, погоди же, бе-бе-бе! Ах, ты вот так вот? Не звонишь? Ну - ладно, ты еще попляшешь - тебе и черт не будет страшен, когда ты все же позвонишь! А-а! Ты уже дрожишь? Дрожи! Твой страх вотще - и не напрасен: я буду истинно ужасен над этой пропастью во ржи! Увы, увы мне! О, судьба, зачем ты так со мной играешь?! Ты не звонишь? И НЕ СТРАДАЕШЬ?? Эх, ты, несчастная р-раба... СРЕДА (cредний плач) КАК?! Вы не любите меня? Как это странно... Как жестоко! Как очевидно-недалеко элементарного вранья. Вы не звоните? Ну и пусть! Я ЭТО вам - не прочитаю! Не посвятю! Не дописаю! И пусть вас гложет ваша грусть! Я вам подмочь не поспешу - не позвоню и не унизюсь! Пусть! больше с вами не увижусь - зато!.. Зато!.. Не согрешу! ЧЕТВЕРГ (во время обеда) Нет, больше не могу писать! Чиво страдаю-помираю? Ведь все равно же воскресаю, чтоб воскресенье оправдать! ПЯТНИЦА (страстная), утро И все! И хватит мне... висеть! и пестовать свои стигматы: не хватит никакой зарплаты, чтоб это все... перенесеть! ПЯТНИЦА же, но - вечер Я обречен любить Елен - Елен Божественно-Прекрасных, "хоть это труд и стыд напрасный" (А. Пушкин) Ниже - я: Влад ЛЕН. СУББОТА (шабат-плач) Страдаю. Жду. Et cetаera. Нет! Не простю! Не извиню! Вот щас возьму и позвоню!.. Как? Это только шесть УТРА? Ну, ладно, подожду чуть-чуть, пожалуй, правда, рановато... Зачем она не во солдатах? Уже проснулась бы... О, жуть! О, как юдоль моя мрачна! О, как печаль моя безмерна (красивше будет: "безразмерна", но станет рифма не точна). СУББОТА же, 6 час. 30 мин. все того же утра "Я встретил вас, Я встретил вас"- в каком же это было классе? Ты сам себе уже опасен! Окстись! Помрешь - тогда я пас! "Ты проклянешь тот день и час, когда на свет ты родилася..." Нет, сам с собою не согласен: а если позвонит сейчас? Так не годится. Лучше - сяк: "Желаю так тебе страдать я, чтоб не нашлось такого платья, чтобы не на-перекосяк!" Стоп! В чем же - черт возьми опять -- она тогда к тебе приедет? Ты - точно - спятил, явно бредишь! Ложись-ка, братец, лучше спать. НЕ ГОВОРИ МНЕ, ЧТО МЕНЯ ТЫ ОБОЖАЕШЬ (воскресный плач) Понятно: ты меня не любишь... Ну, и не надо - не люби. Я не взмолюсь: мол, не губи! Глупыха! фиг меня погубишь! Я - нечисть! Я - апрельский черт! (Нет, ты - не мартовская кошка ... Хотел бы намекнуть немножко - да ладно уж: я слишком горд!) И этот черт В ТЕБЯ влюблен! К какой конфуз - куда бы деться: черт просит женщину... раздеться - какой пассаж, какой бон-тон! И как назло - пока что пост, грешить нельзя, пожрать не можно... Раздеть же - не поймите ложно - он хочет, чтоб увидеть... ХВОСТ, поскольку - если он влюблен - так ты ему и так открыта, не менее, чем Маргарита, которой Дьявол ослеплен. Не ошибаюсь я, уймись: я все про вас, людишек, знаю - НЕ ПОМНИТЬ я предпочитаю, что было и что есть с людьми. Что будет? Что за чепуха, никто про это знать не может, НЕ ЗНАЕТ БОГ, что мне положит в финале этого стиха! Так не противься, не дури: ну, ты же видишь - бесполезно, ты падаешь, и эта бездна не вне тебя - ВНУТРИ, внутри! Ну, да, я - Сатана! И - что? Ты против что-нибудь имеешь? Ты это МНЕ сказать посмеешь? Да не посмеешь ни за что! И что с того, что я - Сатир - скупаю грешные душонки и плаваю, как... в ополонке? Да весь ваш мир - сплошной сортир! Уверуй, вдумайся, пойми: СВЯЩЕННЫЙ ГРЕХ - какая слитность! Елена! Это же - МОЛИТВА, послушай: "Черт, МЕНЯ возьми!" Возьму, возьму! Возьму!! Возьму!!! И ты сама не бойся - прыгай - и станет жизнь сладким мигом бездонного полета в тьму. Душа твоя - уже моя, так что ж ей, с телом расставаться? Ну? Нет же? Не в чем сомневаться: ты вся - моя! Моя!! МОЯ!!! МОМЕНТЫ ИСТИН Не заразись моей печалью и горечью не отравись, стремлюсь я к смерти изначально, так, словно это - ввысь и ввысь. И этот грех неимоверный не извиняется извне: вина - во мне; что так же верно, как то, что истина - в вине. Как это было бы прелестно: вино в вине, вина в вине; а Истина - где, интересно, когда вина с вином - во мне? Ах, эта Истина!.. Гонима и неугодна никому, извечно пробегает мимо того, кто к сердцу и уму готов еще добавить душу и Богу все это отдать, и страшной клятвы не нарушить... Короче - Дьяволу продать. Чего же ради, неизвестно, на кой же черт ты мне нужна? Нагая ты была прелестна, как без вины глоток вина, когда все было бы так просто, как, в общем-то оно и есть (Мне эта Истина - по-росту, раздеть ее почту за честь - о, вовсе не забавы для, мол, я вывожу такой итог): У НАС У КАЖДОГО СВОЙ ДЬЯВОЛ, У НАС У КАЖДОГО - СВОЙ БОГ. И это столь же изначально, как бесконечна эта высь - не заразись моей печалью и горечью не отравись. И этот грех НЕИМНОЙ веры лежит проклятием на мне: ИХ - нет; ОНИ - во мне; что верно, как та же Истина в вине. Дочь моя – просто прелесть, Жена моя – просто ведьма; Куда вся любовь делась? И вид у меня – бледный… Я, может быть, был умным… Красавчиком? Нет, не был; Теперь я – дурак дурнем, Как тюбик от крема «Бэби»: Унылая желтая рожа – Кому я такой нужен… Повеситься? Слишком сложно – Лучше уж быть мужем, лучше уж быть тряпкой: все же – не гнить в досках… Жизнь – у кого сладкая? Земля – она все же плоская! И пусть эта мысль ересь – Плевать мне на все, умереть бы… Дочь моя – жаль – прелесть, А вот жена – ведьма.