НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ

- Здравствуйте, девочки! - Алла стремительно шла по холлу гостиницы “Прибалтайская”.
- Ой, Алла Борисовна! - засуетились дамы из службы размещения. - А мы вас заждались! Вы же вчера должны были приехать.
- Ну, а приехала сегодня! Чтобы сильнее соскучились! - Пугачева засмеялась. - Ну, где ключики от моего любимого номера?
Дамы замялись. Тогда вперед выступила Банкова, начальник службы размещения:
- Алла Борисовна! Мы вам предоставим точно такой же номер - только не на одиннадцатом, а на двенадцатом этаже.
- Это еще почему? - повела плечом Пугачева.
- Тот номер уже занят.
- Кем же это он, интересно, занят?
- Человеком.
- Каким таким человеком?
- Ну какая разница? Он приехал раньше, и я отдала ему этот номер. Вы же опоздали...
- Что значит опоздала? - Пугачева окинула взглядом присутствующих, будто приглашая оценить всю нелепость такого высказывания. - Вы должны были оставить этот номер за мной, даже если бы я приехала через месяц!
- Ничего подобного! Согласно инструкции...
- Да какие, к черту, инструкции! Где эти ваши инструкции, когда вы шлюх по ночам сюда пускаете? Проститутки у вас себя чувствуют вольготнее, чем артисты!
Байкова багровела, но не уступала. Алла Борисовна кричала все громче, и этот голос в гулком холле звучал устрашающе.
“Она уже не выбирала выражений, - пишет Полубояринова, - лишь бы заставить замолчать Байкову. Однако та, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на такой же крик, часто дышала и продолжала что-то доказывать. Но ее никто не мог расслышать. И тут Пугачева свистнула.
Молоденький сержант милиции, стоявший у входа, топтался, не зная, что делать, а услышав свист, чуть присел. Потом - бочком, бочком, поспешил укрыться в комнате дежурного”.
... В конце августа 1987 года Алла вместе со своим давним приятелем из Германии Удо Линденбергом давала в Ленинградском спортивно-концертном комплексе им. Ленина два концерта под девизом “За безъядерный мир к 2000 году”. Это была большая программа, в которой помимо двух центральных фигур участвовали и другие артисты, в том числе, разумеется, и Кузьмин.
Пугачева действительно приехала на день позже и потому, в частности, не успела на пресс-конференцию, где журналисты довольствовались лишь общением с малознакомым им Линденбергом. (В ходе пресс-конференции западногерманский гость почему-то вдруг пожелал здоровья и успехов Эрику Хонеккеру, главному коммунисту ГДР.)
После первого концерта Пугачева со всей своей командой отправилась поужинать в модный тогда ресторан “Тройка”, где заправлял ее добрый знакомый по имени Вольдемар. Кстати, перед той эпохальной сценой накануне в холле “Прибалтийской” Алла Борисовна тоже была в “Тройке”, так что на ее экспрессивность, возможно, повлияли и спиртные напитки, употребленные за обедом.
Посреди ужина Вольдемара - а он сидел за столом со всей компанией - позвали к телефону. Через несколько минут ресторатор вернулся:
- Алла, тут не очень хорошие дела...
- Что за дела? - оживилась Пугачева.
- Сейчас звонили из “Вечернего Ленинграда” - там набраны гранки статьи про тебя.
- Ну, и замечательно!
- Нет, там не про концерт, а про историю с этой теткой в гостинице.
- Как быстро. Молодцы. И что пишут?
- Ну, пишут, “скандал”, “распоясалась” и так далее. Эти ребята из газеты сказали, что попытаются статью задержать.
- Не-ет! - Пугачева решительно помотала в воздухе рукой. - Пусть печатают! Давненько скандалов со мной не было. Что-то я стала слишком великой, просто как памятник какой-то. Пусть печатают!
Непростые взаимоотношения Аллы Борисовны со всевозможными работниками сервис а достойны отдельной брошюры.
Обычно Пугачеву лишь забавляет, когда кто-то из обслуживающего персонала старательно играет холодное безразличие к персоне звезды. Когда гремят ключами, запирают двери перед носом, уносят со стола посуду без лишних вопросов, а иной раз при оформлении своих бумажек спрашивают имя и фамилию.
Когда Алла Борисовна сталкивается с подобными проявлениями, то как правило начинает громко комментировать с глумливыми интонациями:
- И правильно! А то расселись тут, куклы разукрашенные! Ходют тут, работать мешают! Вон - натоптали, а человек с утра да ночи за ними с тряпкой должен ходить!
Но бывают и особые случаи. Например, однажды кто-то пригласил ее поужинать в ресторан Центрального дома литераторов. Она приехала к назначенному часу, но приглашавшего у входа, как было условлено, не обнаружила. (Позднее выяснилось, что этот человек просто забыл о встрече с Аллой Пугачевой. Бывают же такие люди!)
Чтобы не стоять понапрасну, Пугачева решила пройти в ресторан и там уже дожидаться “кавалера”. Как только она миновала дубовые двери дома литераторов, к ней подскочила вахтерша: -
- Та-ак! Ваш членский билет, пожалуйста!
- Какой еще билет?
- Члена Союза писателей!
- Да вы что? Посмотрите на меня внимательней!
- Чего мне на вас смотреть?
- Так, ладно, дайте мне пройти в ресторан.
- Я не могу пустить в ресторан любую девицу с улицы!
Пугачева тихо выругалась и стремительно вышла из ЦДЛ.
“Она поехала в другой ресторан, - пишет Полубояринова. - Посидела там и, вероятно, с расстройства употребила чуть больше алкоголя, чем собиралась. На обратном пути ей вдруг захотелось вернуться в ЦДЛ. Она поступила хитро, и на этот раз прошла в писательский ресторан через другой вход, чтобы больше не препираться с вахтершей. Но та откуда-то прознала, что Пугачева уже сидит здесь, и бросилась к ней. Вахтерша стала снова требовать, чтобы “девушка без членского билета” покинула ЦДЛ. Тогда Пугачева в ярости вскочила и с размаху заехала той по лицу. С вахтерши слетели очки и упали на пол. Пугачева бросила на столик пачку денег, сказав: “Купи себе другие!”, и ушла”.

* * *

После скандала в “Прибалтийской” одной статьей дело не ограничилось. В милиции было заведено уголовное дело. Как уверяют очевидцы, телефон в том номере гостиницы, где поселилась Пугачева, прослушивался.
“Весь следующий день мы сидели, - вспоминает Болдин, - и каждый час слушали по радио объявления о “хулиганских действиях”, которые шли по каналам ТАСС. Будто ракету в космос запустили. Алла была в шоке”.
Ленинградская пресса настойчиво одаривала публику статьями с заголовками “Столкнулись со “звездой”, “Звезда” распоясалась”, “Москоу рок” в миноре”...
Автор одного из материалов в том же “Вечернем Ленинграде”, посвященных не скандалу, а собственно концертам, воздавал неумеренные почести Линденбергу, заставлявшему зрителей задуматься о “больных вопросах современности”, и добавлял на контрасте: “А наши певцы развлекали почтеннейшую публику. И Владимир Кузьмин, хороший гитарист, и Владимир Пресняков, отчего-то поющий не своим голосом, но виртуозно танцующий... И Пугачева пела то же все привычное, слышанное - из старого репертуара... За исключением, пожалуй, только “Москоу рока”, который она исполнила вместе с Удо...” Потом автор делал выводы: “Это была не музыка для души... Она не сближала людей... Это было шоу, коммерческое шоу”.
Завершалась статья следующими опасениями: “Вскоре Алла Пугачева вместе с Удо Линденбертгом будет давать грандиозные концерты под открытым небом в ФРГ и Швейцарии. Но что она будет исполнять в тех программах? Неужели все те же незатейливые песенки?”
Болдин уверен, что вся эта кампания началась по указанию одного из руководителей Ленинграда, не терпевшего Пугачевой. Другие люди говорили мне, что Байкова оказалась другом семьи Григория Васильевича Романова, который до 83-го года был первым секретарем Ленинградского обкома КПСС, а до 85-го оставался членом Политбюро ЦК. (В памяти народа Романов запечатлелся как тот самый градоначальник, который на свадьбе дочери кормил толпу гостей из бесценного царского фарфора, хранившегося в коллекции Эрмитажа.)
“Несколько дней, - продолжает Болдин, - мы пребывали в бездействии. Потом начали совершать ответные поступки. Три месяца я потратил на то, чтобы не только опровергнуть всю эту информацию, но и запустить машину в обратную сторону. Сперва мы пошли в отдел культуры ЦК. Там нам сказали: “Мы ничего не знаем, никаких действий не предпринимаем, разбирайтесь сами.” Тогда я пошел в Министерство юстиции, в Союзную прокуратуру, еще Бог знает куда. Уголовное дело удалось закрыть. Но еще оставалась пресса”.
Пугачеву успокаивали, говоря, что она стала одной из первых жертв гласности и с этим надо мириться, однако то было слабое утешение. Ей советовали обратиться напрямую к Яковлеву, чтобы он как-то защитил ее от травли, как теперь выясняется, главный идеолог перестройки и сам уже кое-что сделал.
“Я тогда разозлился здорово, - говорит Александр Николаевич. - Пугачеву мне стало просто по-человечески жалко. Я звонил в Ленинград, стыдил людей. Я объяснял им, что мне все равно - ругалась она там или, может, дралась - но так травить нельзя. По моей инициативе тогда стали появляться ответы в других газетах”.
Алла тоже скоро даст свой ответ журналистам.
У нее давно уже лежал текст Резника “Уважаемый автор”, написанный за несколько лет до этого как отповедь каким-то представителям средств массовой информации. Но тогда еще строчку - “Вам перьями скрипеть, а мне - любить и петь” вряд ли бы одобрили. Теперь момент оказался что ни на есть подходящим.
Бей, бей, бей своих, чтоб чужие боялись.
Бей, бей, бей своих, чтоб не лезли вперед.
Бей, бей, бей своих, чтобы не выделялись
Бей, бей, бей своих, кто не так поет.
Но пока Пугачевой было не до песен.
Болдин, быть может и не зная о том, что за Аллу вступился лично член Политбюро А.Н. Яковлев, сам обходил редакции популярных изданий. Главный редактор “Аргументов и фактов” В. А. Старков сразу вызвался помочь. Тем более, что чуть ли не 90% писем, которые тогда заваливали редакцию газеты с тиражом в 33 миллиона, касались не проблем перестройки, а Аллы Пугачевой. Но в то время опубликовать подобный материал, который, хотя бы и негласно, но вступал в полемику с печатными органами компартии (типа “Ленинградской правдью) было не такой уж банальной задачей. Публикация готовилась около двух месяцев, пока шли согласования с ЦК и преодолевались прочие проблемы. Лишь в декабре в “АиФ” вышла статья “Шипы и розы. Размышления о судьбе таланта”.
“Весь сыр-бор, - писали “Аргументы”, - разгорелся из-за того. что актриса попросила поселить ее в привычный номер... Номер же этот, как сказала нам начальник службы размещения гостиницы “Прибалтийская” Н.И. Банкова, “я продала, потому что Пугачева задержалась”. Как выяснилось в дальнейшем, конфликтной ситуации можно было бы избежать, т.к. поселившийся в этом номере тов. Джендаян, по его словам, с удовольствием уступил бы его любимой актрисе...
Ажиотаж, раздутый вокруг певицы, нанес ей моральную травму, которая несоизмерима с ситуацией, имевшей место в гостинице”.
В заключении говорилось: “Долго и трудно шла она к своему признанию. Возможно, потому, что ей часто приходиться рассчитывать только на собственные силы, происходят нервные срывы. Объяснить их можно, простить - сложнее, лучше предотвратить”.
Один из авторов этой статьи Андрей Угланов тогда очень сблизился с семейством Пугачевой и даже начал собирать материал для книги о ней. Но потом, как он сам мне поведал, на волне всеобщей политизированности перед ним встали совсем иные задачи, и материалы для книги так и остались некими эскизами.
А Владислав Андреевич Старков до сих пор остается добрым приятелем Аллы Борисовны.
Статья в “АиФ” содержала, помимо прочих, и следующий тезис: “Алла Пугачева первой из наших эстрадных исполнителей стала пользоваться серьезным успехом и за рубежом. Нередко там ей задают самые разные вопросы, весьма далекие от искусства... Пугачева выступает не только как эстрадная знаменитость, а как представитель своей страны, патриот”.
Этот пассаж, думается, возник тут не случайно. После “Прибалтийской” истерзанная прессой Алла Борисовна решила покинуть страну. Это не составляло большого труда, поскольку в сентябре она должна была выступать в Швейцарии, а на ноябрь были запланированы большие гастроли по Индии. (Там, кстати, ее приезд будет сопровождать такой ажиотаж, что мобилизуют все силы)
Весь тот год она провела фактически за рубежом. Зимой выступала в Сан-Ремо на знаменитом фестивале, после чего гастролировала в ставших уже чуть ли не родными Швеции и Финляндии, в мае на грандиозном концерте в Вене спела дуэтом с Барри Мэнилоу (а помогал им огромный хор). Потом летом отправилась в Японию, где ее называли Арра (звука "л" нет в японской фонетике). Там уже давно все были без ума от песни "Миллион алых роз", которая своей мелодикой услаждала уши японцев. На одном из концертов "Арра" Пугачева исполнила эту песню на японском языке вместе со здешней эстрадной примой Токито Като.
А здесь, на родине, в нее полетели "моченые яблоки" заметок, статей, сообщений ТАСС, милицейских протоколов, чиновничьих поучений.
Позже она признавалась: "Я собиралась уехать, но у меня был долг - несколько концертов в Сочи. Ну, ладно, думала я, выйду на сцену в последний раз..."
Причем, всего год назад в одном из интервью после зарубежных гастролей Алла Борисовна говорила:
- Западные журналисты осведомлены, что меня часто ругают, критикуют, поэтому они никак не могли понять, что меня удерживало в СССР. Но я - неразрывное целое со своей Родиной, с нашей социалистической отчизной, вырастившей и воспитавшей меня, и мне никогда не придет в голову покинуть ее. Теперь пришло.
Перед первым выступлением в Сочи (как много у нее оказалось связано с этим курортным городом!) Пугачева была близка к истерике: просто боялась идти к зрителям. Она слышала гул зала, ходила взад-вперед за кулисами, ломая руки и что-то бормотала Подходили недоуменные музыканты:
- Алла, так мы начинаем?
- Ой, нет, подождите.
- Полчаса, уже ждем.
- Ой, отстаньте... Скажите, что я заболела... Что концерта не будет...
Ее буквально выпихнули на сцену. Едва она появилась на сцене, весь зал встал и принялся неистово апплодировать. Пугачева минут пять растерянно улыбалась и не могла начать песню.

следующая глава

оглавление

Рейтинг@Mail.ru