ОЛИМПИЯ Алла вышагивала по номеру парижского отеля - взад-вперед. Доходила до окна - резко поворачивалась и двигалась в обратную сторону. Она заламывала руки и причитала: - Ох, Господи, да за что мне это наказание? Ох, ну нельзя же так долго ждать... Женя, сколько там времени? - Три часа, - отзывался Болдин из другой комнаты. - Аллочка, успокойся. - Сам успокойся! Ох, да это же еще сколько времени ждать-то? Ой, нет, я с ума сойду... Да зачем я с огласилась на эту "Олимпию" идиотскую? Тоже мне Эдит Пиаф... - Алла! - Болдин вошел, подтягивал узел галстука. - Ты мне три года зудела про эту "Олимпию" и теперь психуешь... - Вот сам иди туда и пой! Тоже мне умник нашелся... Сколько там времени? - Три минуты четвертого, - ответил Болдин, даже не глядя на часы 28 июня 1982 года Пугачева выступала в Париже, в зале "Олимпия" - самой престижной концертной площадке Франции. Шесть лет назад она уже выступала в этой стране - на международном фестивале МИД ЕМ в Каннах Алла спела "Арлекино". И тогда же, проезжая в Париже мимо "Олимпии", она вышла из машины, постояла перед входом и сказала, ни к кому не обращаясь: - Вот здесь пела Пиаф... Боже мой... Теперь надо и мне. ... Мечта сбылась. Ее приглашал директор "Олимпии" Жан-Мишель Борис. Но этот галантный француз не знал, каких мук стоило "совьетской пьевице" добраться до Парижа. Конечно, она много ездила за рубеж - по тогдашним, советским меркам - даже слишком много, слишком часто, слишком далеко - дальше соцстран. Но что предшествовало этим поездкам? "Страшно вспомнить, - говорит Болдин. - Это выездные комиссии райкомов и Росконцерта. Это вынужденные мероприятия в нашем коллективе - раз в неделю политические занятия, для чего нам из райкома "спускалась" тематика. Нас заставляли знать какие-то совершенно ненужные вещи..." Всю иррациональность общения с партийными органами перед выездами за рубеж описывали уже много раз, но для молодого читателя нелишне будет повторить, для чего воспользуемся отрывком из книги Ильи Резника: "Если в концертные организации поступали деловые приглашения из-за рубежа, их зачастую прятали под сукно, потом как могли затягивали оформление документов, потом гоняли по выездным комиссиям, где, как правило, заседали въедливые функционеры: - ... А назовите столицу Свазиленда! - Мбабане! - А кто Генсек компартии Гондураса? - Ригоберто Пацилья Руш! - А "Труд" чей орган? - Орган? ВЦСПС. - С какого года издается? - ??? - Та-ак! Ну, а если на какой-нибудь стрит какой-нибудь иностранец обратится к вам с вопросом: "Кто руководил восстанием лионских ткачей в 1834 году?", что ответите? - Э-ззз... - Не стыдно? А еще собираетесь представлять Союз Советских Социалистических Республик за рубежом... И каждый раз перед поездками Пугачева "теряла" кого-то из своих музыкантов: партийные и лубянские органы запросто не выпускали несколько человек за границу. Аргументы, что в урезанном составе (без бас-гитариста или без барабанщика) группа потеряет всякий смысл, не брались во внимание. Каждый раз мы отбивали кого-то из музыкантов. И иногда нам приходилось общаться напрямую с высшими чинами КГБ. Алле часто помогал генерал Филипп Денисович Бобков - теперь-то об этом уже можно говорить. Это было как в детективе. Мы ехали на площадь Дзержинского, останавливались у главного входа, из которого обычно никто не выходит. Милиция внизу уже была предупреждена, что сюда подъедут "Жигули" такого-то цвета и с таким-то номером. Кто-то выходил из дверей, встречал нас и провожал к Бобкову". Кстати, о КГБ. Естественно во всех поездках Пугачеву с "Рециталом" сопровождал сотрудник компетентных органов. Болдину, как неизменному руководителю группы, всегда дав алея заместитель - с Лубянки. "Это были разные люди, - вспоминает Евгений Борисович. - Многие из них по сей день работают в Службе Безопасности. Они писали отчеты о нашем пребывании за рубежом, чтобы оправдать свою поездку. Они, конечно, мешали нам, потому что после каждой поездки были обязаны о ком-то в своем отчете написать плохое. "Такой-то с переводчицей пошел в магазин и купил себе магнитофон. А другой на Кубе пел частушки с непристойным содержанием". После этого идешь и начинаешь объясняться. Иногда Алла срывалась на этих кегебистов - мы же с ними все время общались, водку пили вместе. Был у нас один кегебист, который все время напивался. Однажды он пошел куда-то, и я сказал нашим ребятам следить за ним. Чтобы вовремя его унести. И вот он нажрался до невменяемого состояния, и наши музыканты волокли его в гостиницу. Ведь если бы с ним что-то случилось, то досталось бы и нам". Когда Алла должна была ехать в Западную Германию, чтобы выступить в Кельне, туда не пустили двух человек из "Рецитала". Перед caivibiivi концертом прямо на месте им подыскали замену. Алла нервничала, но настроена была решительно: - Да хоть я вообще осталась бы без группы - все равно пойду и буду петь! Во время концерта, когда в какой-то момент освещение сцены стало совсем скудным, чужие музыканты просто перестали играть, потому что не видели нот. А Пугачев а продолжала петь, словно ничего не случилось. После концерта, покинув с ослепительной улыбкой сцену, она вбежала в гримерку, свалилась на стул. Прибежали музыканты, "прикрепленный" гебист, кто-то еще. Все обнялись и буквально рыдали. И вот "Олимпия". Ей сперва предлагали петь на французском. Она сказала: - Я могу на французском, могу на английском и даже немецком, но какой в этом смысл? Мы же не просили "Бони М" петь по-русски... Поэтому решили, что каждую песню переводчик будет предварять ее кратким содержанием. Чуть ли не половину "Рецитала" опять не выпустили из СССР. Пришлось договариваться со здешними. Рекламы почему-то не было почти никакой. Перед концертом Пугачева ходила за кулисами (она всегда перед тем, как выбежать на сцену, нервно ходит туда-сюда по прямой, встряхивая кистями рук) и бормотала: - Ой, эта пытка никогда не кончится... Ох, ну скоро уже? Потом тихонько выглядывала сквозь щелочку в зал: - Рассаживаются... Ох, ну как же долго они рассаживаются... Чего тянуть-то? ... Во время концерта, когда пела "Маэстро", она вдруг почувствовала, что еще чуть-чуть и - взмоет над огромным залом, раскинув руки. Уходя под овации со сцены, отпев вместо положенных двух часов - три, она произнесла фразу, которой как правило заканчивала выступления на родине: - Если что-нибудь осталось в ваших сердцах, то большей награды я и не желаю! - и простилась на французский лад: "Адью". После концерта она не могла спокойно сесть в своей гримерке: тут собралась разноязыкая толпа. Ее поздравляли, целовали, засыпали цветами. Прибежал директор "Олимпии" Жан-Мишель Борис, сплясал на радостях "цыганочку" и потребовал тут же принести шампанское. Через пару дней в Москве один известный композитор объявил во всеуслышание, что на Пугачеву в "Олимпии" было продано всего 53 билета. Позор! Справедливость восстановила, как ни странно, главная телепрограмма страны "Время": там был показан репортаж из Парижа, и вся страна увидела, что Пугачева пела при полном аншлаге. В том же году она еще выступала в Италии. Сначала в каком-то маленьком городе. Устроители концерта не хотели особо рисковать, приглашая никому не известную русскую певицу, поэтому для подстраховки в первом отделении пел какой-то местный кумир. Потом вышла она со словами: - Ну, голубчики, сейчас я вам покажу! После ее выступления тот итальянец стеснялся выходить на сцену для общего финального поклона. "Я его вызываю: "Дружба народов!" - вспоминала Пугачева. - И он выходит - в своей бабочке, такой весь тоненький, такая конфетка, такая раковая шейка..." (Цитирую по статье Аполиковского "Олимпия" мимолетная" в "Ровеснике" за июнь 1983 года. Кстати, то был один из лучших "доперестроечных" материалов про Пугачеву. Именно здесь автор назвал ее "рыжей тяжелой кошкой".) Потом был концерт в римском зале "Олимпико" (просто некуда было деться от этой "символики" - в Москве репетиционная база Пугачевой находилась в спорт-комплексе "Олимпийский"). Здесь Аллу ожидала еще одна нервотрепка. Концерт начинался не в 19 часов, как везде принято, а в 21, как заведено в Италии. Но в это же время открываются и все вечерние бары. В девять вечера в зале еще не было никого! Пугачева растерянно носилась за кулисами: - Это полный провал! Нет, я сейчас побегу на улицу и сама буду за руку тащить сюда людей! К половине десятого набралось уже ползала. Надо было начинать. В конце выступления Алла вгляделась в зал и увидела, что он весь заполнен веселыми итальянцами. Оказывается, это в традиции у здешней публики - убегать посреди концерта и приводить своих друзей, если понравилось. В 1982 году умер Аллин папа - Борис Михайлович. В тот момент рядом с ним не оказалось даже Зинаиды Архиповны - она отдыхала в санатории под Звенигородом. Когда Алла узнала о смерти отца, с ней случилась настоящая истерика. Она редко когда говорила о Борисе Михайловиче - все больше о маме, но только самые близкие люди знали, как сильно она его любила. Своего веселого доброго папу... следующая глава оглавление