ЧЕТВЕРТЫЙ СОН АЛЛЫ БОРИСОВНЫ

Готовится к выходу роман Игоря Яркевича "В пожизненном заключении"

Новый роман Яркевича сейчас печатается на русском языке в одном из сербских издательств. Его электронную версию, полученную от автора, я читал взахлеб. Читать такую вещь по частям просто немыслимо, как нельзя по частям слушать фугу Баха. Несмотря, а может, благодаря ненормативной лексике, которой в России умеет пользоваться художественно только Яркевич, роман настолько музыкален, что его можно читать, как слушают музыку, не вникая в смысл. Смысл сам вникает в читателя по мере чтения.
Маньяк пишет Достоевскому письмо из пожизненного заточения. На великолепном тюремно-блатном литературном жаргоне он умоляет Федора Михайловича в следующем воплощении стать не писателем, а маньяком. Маньяки и писатели бьются над разгадкой одной и той же тайны и даже одинаковыми методами, но в разных сферах.
Маньяк размышляет над "половой шарадой рыб". Каким образом они размножаются, не имея "сексуальных отростков"? Зациклившись на этой тайне, он при одном упоминании о рыбе отрывает своим собеседникам "руки - ноги - головы - подмышку и сексуальные отростки", чтобы превратить человека в рыбу. Но критическая масса безумия срабатывает не сама по себе, а только тогда, когда соединяется либо с балетом "Лебединое озеро", либо с оперой "Садко", либо с пьесой "Вишневый сад", либо с "романами либеральных советских писателей".
Встретилась маньяку школьная учительница Мария Васильевна с мороженым минтаем в авоське. Сам по себе этот факт еще не мог стать причиной изуверства, хотя всколыхнул недобрые чувства. Но Мария Васильевна стала рассказывать бывшему ученику про "Царь-рыбу", роман "советского либерального писателя Астафьева". Да вдобавок еще пригласила к себе домой для чтения вслух любимого автора, который "показал, что и в советское время можно оставаться порядочным человеком". Маньяк искренне сожалеет, что не только оторвал своей жертве "руки - ноги - голову - подмышку", но и засунул мороженого минтая в то, что от учительницы осталось. И, чего уж совсем не следовало делать, он завернул остатки туловища Марии Васильевны с минтаем внутри в страницы бессмертной книги Астафьева. О чем сегодня искренне сожалеет.
Маньяк признается Достоевскому, что никогда не испытывал влечения к "пожилым чокнутым женщинам", но, что делать, они чаще всего заводили с ним разговор то о Чингизе Айтматове, то о Рыбакове, и в результате с неумолимой закономерностью превращались маньяком в подобие рыб. Однажды такая встреча произошла на баррикадах у Белого дома и закончилась также трагически.
В камеру к маньяку частенько наведывается для исповеди отец Геннадий, но каждый раз при упоминании мороженого минтая в теле Марии Васильевны бьет маньяка по... я даже не берусь повторить по чему. Однажды отец Геннадий предложил пожизненному узнику "подарок минета" в обмен на свежий огурец. Но узник вежливо отказался, за что и получил же по... (опять не берусь сказать по чему.)
Разумеется, в детстве у "Чикатило-Кристо" была тяжелая сексуальная травма. В кафе "Буратино" на Арбате к нему подсел лысый космонавт и предложил показать ракету. Увел ребенка под лестницу и показал. Но "ребенок не понимает, где ракета, где фаллос". Это потом он подрос и понял, что "никакая это не космонавтика, а просто педофилия, и никакая это не ракета, а просто член". Космонавт велел ребенку обо всем молчать и подарил ему книжечку о пионере-герое Марате Казее, который умел хранить тайну.
В эту балладу нередингской тюрьмы плавно вплетается новелла о двух бандитах, влюбленных в одну наркоманку. Бандиты все более опускались, а наркоманка росла. Окончила педагогический вуз и вела драматический кружок, где, конечно же, ставили "Вишневый сад". Однажды она предложила двум бандюгам поставить настоящий русский "Вишневый сад" - никаких сценариев, "просто станем вишней". Они заперлись втроем и стали вишнями, но не сразу. Сначала один бандит привык к героину, но вишней не становился. А другой стал вишней, но к героину не привык. И только потом все выравнялось. Оба стали вишнями и на всякий случай замочили в пруду свою Станиславскую наставницу. Разумеется, вскоре они и сами были опущены туда маньяком уже без лишних конечностей и "отростков".
Однообразие ихтиологических изуверств прерывается тюремными снами, где Федор Михайлович Достоевский беседует с Тургеневым, Чеховым, Пугачевой, Горбачевым, Сталиным, Путиным, Ренатой Литвиновой, Кристиной Орбакайте, академиками Сахаровым и Лихачевым. По сути дела, разыгрывается одна и та же пьеса, где главные действующие лица Пугачева и Достоевский.
Для возрождения России литературная Алла Борисовна (прошу не путать ее с нелитературным прототипом) предлагает Федору Михайловичу заняться оральным сексом, дабы окропить животворным соком иссохшую российскую ниву. Временами академики Сахаров и Лихачев укоризненно восклицают: "Алла Борисовна!" Или Сталин укоризненно произносит: "Как вы разговариваете с великим русским писателем!" Или такие же литературные Рената Литвинова и Кристина Орбакайте вступают вкупе с Аленой Алиной в вежливую и невежливую борьбу с литературной Пугачевой за право оплодотворить российскую ниву живыми соками Достоевского. Но в последнем сне победила Алла Борисовна, далеко оставив позади "небритую Мадонну" и Бритни Спирс.
Я максимально смягчил лексику, выбрасывая и изменяя некоторые слова из эпохи, которую Яркевич устами своего антигероя именует не иначе, как "задница 90-х", в которой мы все оказались. Но "задница межтысячелетия оказалась еще увесистей", поэтому оптимистам роман Яркевича противопоказан, а пессимистам тем более.
Перед нами Щедрин XXI века, вступивший в ожесточенную полемику о природе человека с Тургеневым, Толстым, Чеховым, Достоевским вкупе с "либеральными советскими" да и постсоветскими писателями. Действительно, либеральная концепция истории зиждется на странном постулате, что Чикатило - это отклонение от общей линии мирового прогресса, а чеховский дядя Ваня - норма. На самом деле Грозный, Ленин, Сталин, Мао, Бокасса, Иди Амин, Пол Пот - не они ли и им подобные определяют ход мировой истории при многомиллионной поддержке юных и не юных чикатилят? Да и в обыденной жизни норма отнюдь не норма, а патология отнюдь не патология. В идеале маньяка ловят здоровые люди. Признать, что сплошь и рядом маньяков ловят маньяки, а с Гитлером воюет Сталин, а не Иисус Христос, к этому цивилизация еще не готова. А Яркевич готов. Всегда готов! И в этом его сила. Перефразирую главного оппонента Яркевича: напомним, что писатель не врач, а болезнь. Читая Яркевича, невольно вспоминаешь афоризм поэтессы Витухновской: "Чикатило - единственный Христос, которого мы заслуживаем". В общем, "рыдай, Россия, какое время на дворе, таков мессия".
На самом деле все не так мрачно, потому что еще и смешно.

Константин КЕДРОВ


Все новости и статьи Клуба "Апрель"

Рейтинг@Mail.ru