Алла Пугачева

Александр Стефанович. Пугачевочка. POST SCRIPTUM

POST SCRIPTUM, или жизнь богемы в эпоху развитого социализма


Этот постскриптум я написал, получив предложение от издательства «Семь Дней» выпустить рукопись «Пугачевочки» отдельной книгой. «Могут получиться воспоминания о целой эпохе, — подумал я. — Только нужно дополнить их портретами других ярких персонажей, наших с Аллой друзей: актеров, режиссеров, писателей, композиторов. У меня в запасе еще столько баек! Им обязательно найдется место в будущей книжке».
Персонажи, сюжеты, детали, свидетельства, привязанные к своему времени, всегда пронизаны ароматом эпохи. Я вот, к примеру, гораздо лучше представляю себе эпоху Возрождения по субъективным воспоминаниям ювелира и скульптора Бенвенуто Челлини, чем по учебникам истории.
Да и сюжет, который положен в основу нашей правдивой повести, закручивался на определенном историческом фоне. И герои повествования были не самыми последними людьми в тогдашнем царстве-государстве. Подзаголовок к моим наблюдениям мог бы звучать так: «Жизнь богемы в эпоху развитого социализма». Но чтобы особенно не впадать в пафос, давайте вспомним любимый анекдот моего друга поэта Леонида Дербенева: «Вопрос: Что отделяет коммунизм от развитого социализма? Ответ: Кремлевская стена. Вопрос: Что отделяет развитой социализм от просто социализма? Ответ: Московская кольцевая автомобильная дорога».
Жили мы тогда в самой большой и самой сильной на нашей планете империи, о чем многие молодые читатели не имеют ни малейшего представления. От мановения мизинца кремлевских вождей зависели судьбы мира. А за наружной стороной Кремлевской стены, точно как в Ленином анекдоте, существовало остальное население. Но хорошо жить хотелось всем. И умные люди научились использовать неприветливую и суровую советскую власть в собственных целях.
Алла Пугачева

Просматривая фотки из своего архива, я наткнулся на кадр из фильма «Пена» с Мишей Боярским. Он изображает фотографа, снимающего Пугачеву в пресс-баре Московского международного кинофестиваля. В «Пене» Алла сыграла небольшую роль звездной гостьи фестиваля и спела песню. Войти в образ ей было легко, потому что во время настоящего фестиваля мы ходили на разные мероприятия. Его штаб размещался в ныне уже не существующей гостинице «Россия». Там на двадцать первом этаже мы и снимали этот эпизод. Надо сказать, что фестивальный пресс-бар был совершенно уникальным местом, его посещали буквально все иностранные звезды, приезжавшие в Москву, — Аль Пачино, Пьер Ришар, Френсис Форд Коппола, Софи Лорен, Элизабет Тейлор, Джина Лоллобриджида... Гонораров западным гостям за визиты не платили, зато ублажали как могли: катали на тройках, водили по ресторанам, поили водкой, кормили икрой, устраивали встречи с восторженными зрителями. Звезды радовались и с удовольствием приходили в пресс-бар, где бурлила главная фестивальная тусовка. Там царила замечательная атмосфера, и мы постарались ее воссоздать. На съемку я пригласил представителей московского бомонда. Пришли иностранные дипломаты и киношники. Заглянули и постоянные посетители таких мероприятий Слава Цеденбал, сын властителя Монголии, и Иван Славков — зять главы Болгарии и руководитель болгарского телевидения. Все, кроме суперзвезд, было как на настоящем Московском кинофестивале. Но лично меня нисколько не огорчало их отсутствие. С голливудскими небожителями можно было запросто попасть в самую непредсказуемую ситуацию. Например такую.
Главной гостьей одного из фестивалей стала американская суперстар Ким Новак, любимая актриса Хичкока. Сейчас она подзабыта, а когда-то успешно соперничала по популярности с самой Мэрилин Монро. Приехав в Москву, красавица-блондинка вдруг неожиданно закапризничала — запила, заперлась в гостиничном номере и отказалась куда-либо выходить. А она должна была участвовать в торжественном открытии фестиваля и куче других мероприятий! Назревал грандиозный скандал. О щекотливой ситуации доложили директору фестиваля Марку Рыссу, кстати, бывшему мужу той самой Валентины Ковалевой, которой Алла разорвала пальто. Марк Борисович и рассказал мне эту историю.
Узнав, что Новак пьет горькую и отказывается работать, он подослал к ней гонца-переводчика. Тот стал выведывать, что ее не устраивает. Мол, только скажите, dear Ким, чего вам не хватает, мы все устроим. И тут актриса заявила, что фестиваль ей даром не нужен, а в Москву она приехала исключительно для того, чтобы увидеть своего бывшего возлюбленного — представителя «Совэкспортфильма» в США (назовем его, скажем, Володей Боголюбовым), с которым у нее, оказывается, был бурный роман. «Он меня бросил, — рыдала Ким. — Это просто немыслимо! Я помыкаю мужчинами как хочу, а этот мерзавец ухитрился меня обмануть! Соблазнил, подлый, и пропал! Срочно уехал в Москву, видите ли! Ни письма, ни звонка, ни телеграммы!»
Алла Пугачева

А Боголюбов, разумеется, не просто так крутил с ней любовь. И пропал не по своей воле. Он был кагэбэшником, работавшим под «крышей» «Совэкспортфильма», и в Москву уехал, получив другое задание. Теперь трудился в международном отделе «Мосфильма». Его быстренько нашли и приказали:
— Бросай все и быстро дуй к Ким Новак!
— Да на хрена она мне нужна? — удивился мужик. — И вообще, у меня семья: жена, дети!
— Езжай, тебе говорят, приведи дамочку в чувство. Семья подождет. Дело государственной важности.
Ну что тут ответишь? Боголюбов поехал в «Россию». Несколько дней Новак провела в его объятиях и так взбодрилась, что без проблем отработала всю программу. И на открытии засветилась, и в пресс-баре зажгла. Как тесен оказался мир! В прямом и переносном смысле этих слов.
Интересная фотка на 122 странице сделана внутри Спасской башни на фоне механизма главных государственных часов. Там мы сняли самый первый кадр нашего фильма «Пена». По киношной традиции после съемки первого дубля на площадке полагается разбить тарелку и выпить шампанского. Как только мы об этом заикнулись, сопровождавший нас человек из кремлевской охраны строго насупил брови: «С ума сошли?! Это не просто часы, это государственный символ Советского Союза! А вы хотите тут пьянку устроить? Пробкой от шампанского механизм повредить? Вы еще свою тарелку о маятник разбейте!» Пришлось нам временно свернуть «банкет».
Следующим кадром была панорама, снятая с крыши гостиницы «Москва». Мы поднялись наверх и, взирая на Москву с птичьего полета, клюкнули шампанского и разбили тарелку.
Я уже говорил, что Алла хотела сниматься в «Пене». Но роль, на которую она пробовалась, я отдал Марианне Вертинской. Решил, что так будет лучше. На этом снимке она со своим партнером Евгением Стебловым. Так что на месте Марианны могла стоять Пугачева, а рядом — не Женя, а Никита Михалков. Но он не смог участвовать, был занят на съемках собственного фильма.
А вот на странице 123 фото с Лидией Смирновой и Анатолием Папановым, игравшим главную роль. Однажды Анатолий Дмитриевич подошел с просьбой:
— Александр Борисович, вы, конечно, знаете, как трудно выехать за границу, а я получил приглашение в Америку на фестиваль русского кино. Без вашего согласия не могу уехать и поэтому прошу отпустить меня на две недели.
— Конечно. Ради вас — все что угодно. Подстроим график, чтобы могли съездить.
А надо понимать, что в 1978 году поездка в Штаты была все равно что полет на Луну. Примерно через неделю Папанов опять подходит и, загадочно улыбаясь, говорит:
— Александр Борисович, я вам сейчас расскажу очень любопытную историю — про вашу жену!
— Ну-ну, интересно послушать, — отвечаю.
— Из-за Пугачевой мне чуть не прикрыли поездку в Америку.
— Что?!
— Ну, вы же знаете, у Аллы острый язычок...
Тогда перед зарубежными поездками все проходили через комиссию райкома партии. Папанова и Пугачеву «проверяли» в одном и том же райкоме — Фрунзенском. Алла посетила его чуть раньше. Она ехала от Гостелерадио СССР в Сопот на музыкальный конкурс «Интервидения» — уже как утвержденная исполнительница — и вела себя соответствующе. А ветераны партии, сидевшие в комиссии, по привычке стали задавать ей идиотские вопросы. Какой-то маразматик решил выпендриться и спросил, какие оперы написал Бетховен. На что артистка, понимавшая, что вопрос с ее отправкой на конкурс решен на другом уровне, заявила: «Я окончила музыкальное училище и знаю, что Бетховен написал. Но вам скажу это только тогда, когда вы перечислите, какие оперы написал Россини! Нечего мне тут экзамен устраивать!»
— После этого, — жаловался Папанов, — они озверели и начали мордовать всех деятелей искусства. Меня просто достали вопросами «Кто является генеральным секретарем компартии Уругвая?» и «Сколько месяцев провела в тюрьме Анджела Дэвис?» Я долго напрягал память, краснел, бледнел, а потом взмолился: «Товарищи, родные, пощадите! За что меня так?»
Только после этого его кандидатура на выезд в Америку была одобрена. Очевидно, на присутствующих произвели впечатление голос и интонации Волка из любимого мультика «Ну, погоди!»
Про райкомовские комиссии тогда даже анекдоты сочиняли. Например такой. «Мужик едет в ГДР в турпоездку. Перед собеседованием в райкоме друзья ему советуют: «Обязательно сделай шпаргалку. Там спросят, кто секретарь гэдээровской компартии, ты и облажаешься. Его имя и фамилию запомнить невозможно — Эрих Хонеккер». Чувак послушался и сделал надпись на подошве ботинка — «Хонеккер». Приходит в райком, его спрашивают:
— Скажите нам, дорогой товарищ, кто генеральный секретарь Социалистической единой партии Германии?
— Это я знаю, — улыбается незадачливый турист. Закидывает ногу на ногу, смотрит на подошву ботинка и читает вслух: «Саламандер»!»
Вспоминая о жизни богемы в советское время, не могу не рассказать историю про Леню Дербенева, который в свое время познакомил меня с Аллой. Независимая Пугачева очень прислушивалась к его мнению. Ведь он написал ее лучшие песни, ему принадлежала инициатива создания фильма «Женщина, которая поет», и вообще он был мудрецом, с которым можно было поделиться проблемами, поговорить о жизни. Так вот, Дербенев был фанатичным рыбаком и любил съездить порыбачить на финскую границу, в карельский городишко Сортавала, где находился Дом творчества Союза композиторов. Под Москвой подобной рыбалки не было. Но однажды он случайно познакомился с адъютантом начальника Штаба Организации Варшавского договора (был такой социалистический аналог НАТО). И как-то новый знакомый, тоже оказавшийся заядлым рыбаком, приложив невероятные усилия, сделал ему одноразовый пропуск в Завидово, где охотились и рыбачили члены советского руководства. Попасть туда простым смертным было практически невозможно. Сам адъютант тоже залетел в Завидово на птичьих правах. Вернулся с зимней правительственной рыбалки Леня в шоке: «Я много чего видел в жизни, но такого даже не мог вообразить. То, что там вода у каждой лунки просто кишит специально прикормленной рыбой, не надо объяснять. Но самое невероятное вот что: начальники выезжают на лед прямо в правительственных «Чайках». В днище их авто, под ковром, сделан специальный люк, и они сверлят лунку во льду, не вылезая из машины. И рыбу вытаскивают сразу в салон! Я когда это увидел, понял — никакой Америке, на хрен, за нами не угнаться! Там такого просто быть не может, чтобы люди выезжали на реку Потомак на «кадиллаках» и ловили прямо из салона килограммовых лещей!» Но снова попасть на правительственную рыбалку Дербенев, увы, не смог. Посещение Завидово строго регламентировалось и не менее строго контролировалось Девятым управлением Комитета государственной безопасности.
Тогда Леня провернул в собственных интересах совершенно невероятную операцию, в которой были задействованы высшие руководители СССР: надиктовал адъютанту проект важной бумаги. И в соответствии с ней Политбюро ЦК КПСС (в то время высшие вопросы управления империей решались именно там) приняло примерно такое решение: «В целях улучшения взаимопонимания между высшими офицерами Штаба Организации Варшавского договора разрешить в порядке исключения приглашение высших военных представителей стран—участниц Варшавского договора, аккредитованных в Москве, на территорию охотничьего хозяйства Завидово для совместных мероприятий по проведению спортивной охоты и рыбалки. Руководству Штаба ОВД представить список лиц, допущенных к мероприятиям».
За точность формулировок не отвечаю, но смысл был именно таким. Не нужно объяснять, что составлением списка рулил Ленин приятель-адъютант и фамилия Дербенева там фигурировала в качестве ответственного за культурно-массовую работу. С тех пор Леонид Петрович черпал свое вдохновение на завидовских берегах.
Одним из самых ярких людей, с которыми меня свела жизнь, был Сергей Владимирович Михалков. Я уже говорил, что на деньги, взятые у него взаймы, мы с Аллой гуляли нашу свадьбу. Как-то он подарил мне большой буклет с текстом государственного гимна СССР и написал на нем: «На память моему режиссеру, Саше Стефановичу, от автора». Удостоенный всех высших наград и званий, в жизни Сергей Владимирович был человеком открытым и даже в чем-то наивным. Вероятно, именно эти качества так подкупали его маленьких читателей. Он многим помогал, даже людям, литературные пристрастия которых были от него весьма далеки. Так, совсем недавно Зоя Богуславская призналась в телепередаче, что именно Михалков помог с квартирой Андрею Вознесенскому, когда им негде было жить. Работая с Сергеем Владимировичем в его кабинете, я был невольным свидетелем того, как люди звонили ему с разными просьбами и он никогда не отказывал в помощи.
Михалков был талантливым драматургом и поэтом. Многое делал как бы играючи. Однажды в ресторане, желая произвести впечатление на понравившуюся ему даму, он целых два часа поддерживал с ней беседу в стихотворной форме и на все вопросы отвечал в рифму.
Сергей Владимирович очень гордился своим детищем — сатирическим киножурналом «Фитиль», но даже ему пробивать некоторые темы было непросто. Он мне рассказывал, что для «Фитиля» был снят сюжет про спекулянтов, торговавших золотом у известного ювелирного магазина на Арбате. И вдруг раздался звонок из Министерства внутренних дел: «Вы клевещете, в Москве, образцовом коммунистическом городе, никакой спекуляции золотом быть не может. Такой сюжет на экраны не выйдет». Тогда Сергей Владимирович позвонил министру внутренних дел Щелокову, договорился о встрече, приехал и предложил: «Николай Анисимович, поехали на Арбат, я вам покажу кое-что интересное». Остановились они у магазина и из машины Михалкова стали наблюдать. Щелоков сам увидел, кто стоит с золотишком, а кто его покупает. На следующий день звонит: «Сергей Владимирович, сюжет можно ставить». Результат был достигнут.
У Михалкова было государственное мышление. Но и в простых житейских ситуациях его трудно было сбить с толку. В Ленинграде произошел занятный случай. Сергей Владимирович жил в гостинице «Астория», я к нему пришел обсудить какие-то сценарные дела. Поговорили, и он предложил: «Пойдем-ка в ресторан, пообедаем». Спускаемся вниз.
Огромный зал практически пуст. У входа спит какой-то толстый человек. По залу бегают официанты с очень деловым видом. На нас никто не обращает внимания. Стоим в центре зала и не знаем, куда присесть. Михалков мужчина заметный, и на пиджаке у него депутатский значок и Звезда Героя Соцтруда. Но этим халдеям все трын-трава.
И вот когда пятый или шестой сотрудник общепита отмахнулся от нас со словами «Я занят», Михалков набрал воздух в легкие и закричал на весь зал:
— Мме-мме-мметррдоте-е-ель!!!
Все присутствующие замерли, а толстяк, спавший у дверей, вскочил и понесся к нам, как бешеный хряк:
— В чем дело?! В чем дело?!
Михалков посмотрел на него сверху вниз:
— Это вы мме-мметрдотель? — тот закивал. Я подумал, что Сергей Владимирович разнесет его сейчас по кочкам. А он очень тихим и спокойным голосом произнес: — Мме-мметрдотель, вы почему не встретили меня у двери?
То есть произнес самую правильную в подобной ситуации фразу. Дал понять, что тот не исполняет свои служебные обязанности.
Когда до толстяка это дошло и когда он, наконец, понял, кто его об этом спрашивает — не просто депутат и Герой, но и главный редактор «Фитиля», — ему стало плохо. Он весь трясся и лепетал:
— Извините, извините, прошу вас, ну, бывает, простите, мы все исправим...
Нас усадили за особый столик на возвышении и спросили, чего желаем.
— Нн-на ваше усмотрение, — протянул Михалков.
Через пять минут стол заставили деликатесами — икрой, рыбой, закусками, разлили по рюмкам коньячок двадцатилетней выдержки. И мы с удовольствием пообедали.
Михалков попросил счет. Метрдотель подал его и полушепотом озвучил:
— Одиннадцать рублей двенадцать копеечек.
Михалков переспросил:
— Вы уверены?
На столе красовались яства на целый банкет.
— Абсолютно, — подтвердил толстяк.
Сергей Владимирович отсчитал рубли и спросил:
— Саш, что-то у меня мелочи нет. Посмотри у себя...
— Да, вот есть двадцать копеек.
— Двадцать не надо, дай двенадцать. Они на чай не заработали...
У меня с Сергеем Владимировичем сложились особые отношения. Он был моим соавтором, покровителем и учителем.
Когда я смонтировал «Дорогого мальчика», Михалков приехал на «Мосфильм» посмотреть готовый фильм. Естественно, для него показ организовали в директорском зале, где когда-то принимал картины Сталин. И вот появляется Сергей Владимирович — не один, а с каким-то серьезным мужчиной в черном костюме и при галстуке. Садимся в зале, и я шепотом спрашиваю:
Алла Пугачева

— Сергей Владимирович, это кто?
— Самый главный для тебя человек, — так же шепотом отвечает он.
Я думаю: «Неужели кто-то из отдела культуры ЦК КПСС? Или из Госкино? Может, новый министр?»
Гаснет свет, звучит веселая музыка, мелькают лихие кадры. Я поглядываю на товарища в черном костюме. Он сначала сохраняет серьезность, потом начинает хихикать, а в конце уже хохочет в голос и хлопает себя по коленкам. Зажигается свет, и Сергей Владимирович спрашивает его:
— Ну как?
— Смотрится, — отвечает мужик. — На такой фильм можно с женой сходить и детей привести. Музыка хорошая, и артисты отлично играют.
— Ну и лл-ладушки, — произносит Михалков. Мы спускаемся по лестнице, и я ему шепчу:
— Так кто же это?
— Я же сказал — твой главный зритель, — отвечает он.
— Из ЦК? — уточняю я.
— Из какого еще ЦК?! — усмехается Михалков. — Это мой шофер Гена.
— Вы меня обманули, — обиделся я.
— Я тебя не обманывал, Саша, — объяснил Сергей Владимирович. — Ты что, для ЦК фильм делал? Или, может, для министра кинематографии Ермаша? Ты его для зрителей делал — таких, как Гена. И если он картину похвалил, значит, будет успех. А что там Ермаш скажет — дело десятое.
Вот так Сергей Владимирович учил меня уму-разуму.
...А на этой фотографии Алла с Галей — женой Анатолия Брусиловского, работавшего художником на нескольких моих фильмах. На соседней сам Брусиловский с компанией в собственных хоромах. Это была пара, хорошо известная в светских кругах. У Толи была роскошная по тем временам мастерская, где гуляла буквально вся московская тусовка — поэты, писатели, артисты, художники, дипломаты и самые стильные московские красавицы. Там можно было встретить знаменитых корреспондентов западных изданий — Виктора Луи или Эдмунда Стивенса, американского посла Уолтера Стессела и первого секретаря посольства США Эле Флема, крупнейшего коллекционера русского авангардного искусства Георгия Костаки, а также множество других важных персон.
Брусиловский был неплохим графиком. Любимой его темой были знаки зодиака. В этой серии рисунков соблазнительная красавица вступала в преступную связь то с Раком, то со Львом, то с Близнецами, то с Девой и так далее. Еще он был одним из первых художников, освоивших боди-арт. Так, в итальянском журнале Espresso публикация знаменитой поэмы Твардовского «По праву памяти» была оформлена фотографиями, на которых Брусиловский разрисовывает обнаженную модель Галю Миловскую. Напечатано все это было под шапкой «Над прахом Сталина». А по моей наводке Толя оформил пластинку Давида Тухманова «По волне моей памяти».
В одной из глав «Пугачевочки» была опубликована фотография, где Алла и я как раз у Брусиловского в мастерской, на фоне его картин. У Толи мы встречали Новый год и отмечали мои премьеры. В его мастерской постоянно тусовались иностранные корреспонденты. Это было очень удобно. Ведь тогда материал о советской певице или советском фильме в каком-нибудь западном СМИ был невероятным событием. Тем более в обход советской цензуры. Я уже рассказывал о репортаже про Аллу. Его западногерманская телекомпания АRD сняла в генеральских апартаментах Александра Зацепина, которые наша героиня выдавала за свои.
Алла Пугачева

Толя очень любил погулять на дипломатических приемах. Я тоже не отказывал себе в этом. Мне нравилось общаться с иностранцами. Ничего от них мне не было нужно. Но сама атмосфера дипломатических приемов скрашивала унылый советский быт. У меня был принцип: «Я не дам коммунистам испортить мою жизнь», поэтому выстроил ее так, чтобы постоянно получать кайф. Я хорошо зарабатывал, ходил в лучшие рестораны, жил в лучших по тем временам отелях, и т. д. и т. п. Конечно, я знал цену коммунистической демагогии, но в отличие от тогдашних борцов с режимом, так называемых диссидентов, то есть инакомыслящих, я был «инакоживущим».
Тогда почти никого за границу не выпускали и, к примеру, представление о кулинарных традициях других стран можно было получить только в посольствах. Брусиловский посещал их регулярно. Даже составил график национальных праздников, чтобы чего-то не упустить. То спешил к иранцам на плов, то к финнам на оленину в клюквенном соусе. В ответ приглашал друзей-дипломатов к себе. Даже так называемый «Клуб жен послов», аккредитованных в Москве, раз в неделю собирался в его мастерской.
На что он жил и гулял — непонятно. А ведь Брусиловский еще ухитрялся собирать антиквариат! И был одним из самых крупных коллекционеров художественного стекла знаменитого французского мастера Эмиля Галле, статуэтки и вазочки которого стоили во Франции тысячи франков.
Покупка какой-нибудь вещички от Галле становилась поводом для очередного приема. Гостей приходило видимо-невидимо. Толя нанимал для обслуживания официанток-лимитчиц — они были дешевле. Объяснял: если гость хлопнет в ладоши, нужно подбежать и предложить рюмку русской водки. Европейцы стеснялись так себя вести. А вот послы африканских стран радовались от души, когда дебелые русские девки по хлопку таскали им на подносах «Столичную».
Однажды зашел я к Брусиловскому по делу, а тут ему звонит какой-то иностранец. Положив трубку, Толя мне говорит: «Сейчас придет мой друг, Джон Смит, секретарь посольства Канады, с молодой женой. Познакомить с ней хочет, и все такое».
Вскоре появляется канадец с супругой. Ведем мы с ним светскую беседу, и вдруг хлопок. Это миссис Смит ударила в ладоши и посмотрела на Брусиловского с немым вопросом. Я вглядываюсь в ее до боли знакомое лицо и вспоминаю, что это одна из официанток, обслуживавших Толины приемы. А она капризно говорит супругу: «Джон, по-моему, нас тут не уважают». Из этого пафосного заявления не совсем ясно: кто из нас должен бежать для нее за водкой? Мистер Смит здесь гость, я тоже. Остается только Брусиловский. Он, кривя лицо, встает и спрашивает: «Ну что, парни, выпьем?» Но я за рулем, а у Смита язва. Получается, что Толя должен обслуживать эту лимитчицу! Так и пробегал потом весь вечер. Деваха отыгралась на нем за все свои унижения!
А вот фотография, где Алла в гостях у космонавтов. Я рассказывал, как она выступала в Институте космической медицины. Пела прямо на орбиту экипажу Георгия Гречко. А вскоре после этого к нам в гости на Вешняковскую пришел другой космонавт — Виталий Жолобов. Наша однокомнатная квартира еще не была тогда обустроена. Мебель не успели купить. На полу лежал матрас, у стены стояла пара стульев.
Жолобов пожаловал вместе с приятелем — тоже не последним человеком, ответственным сотрудником газеты «Труд». Мужики принесли бутылку коньяка, а у нас даже не нашлось стаканов, чтобы его разлить. Благородный напиток вылили в чайник и по очереди пили из носика, сидя на матрасе. Тут же на табуретке стояла тарелка с нехитрой закуской. Видели бы нас тогда простые советские люди! Наверняка у них были иные представления о том, как проводит время «элита» общества...
В фильме «Пена» я собрал по-настоящему звездный состав: Папанов, Быков, Басов, Куравлев, Стеблов, Наталья Крачковская, Лидия Смирнова, Марианна Вертинская, Лариса Удовиченко. Последняя очень смешно играла московскую тусовщицу, которая всеми силами ищет «упакованного жениха» и в конце концов находит себе «принца» из африканских студентов. Цвет его кожи ее немного смущает, и она предупреждает своих друзей перед знакомством с негром: «Только он немного загорелый». Чтобы не работать, девушка придумывает себе халяву — читает за деньги детям сказки по телефону. Иногда делает это прямо в ванне — как на фотографии на 131 странице. Для съемок, кстати, предоставил свою ванную Валентин Молчанов, который устроил нас с Аллой в круиз на теплоходе «Леонид Собинов». Обнаженная Удовиченко очень эффектно смотрелась в пене, вот фотограф ее и запечатлел.
Алла Пугачева

Снимок этот в куче других лежал у нас дома на Вешняковской. Однажды, когда меня не было, Пугачева нашла его и написала якобы от лица Удовиченко: «Саше на память о Ларе», положила фотку обратно и стала ждать моей реакции. А я — ни сном ни духом. Алла не выдержала и однажды предложила:
— Давай посмотрим фотографии, — покопалась и достала «компромат»: — Ой, а это что?
Я смотрю и не врубаюсь: когда Лариса этот снимок могла подписать? А Пугачева язвительно говорит:
— Слушай, я эту фотографию уже видела, только она была без такой трогательной надписи. Что все это значит? Как это Удовиченко оказалась у нас дома?
— Сам не понимаю, — отвечаю я. — Просто мистика какая-то!
— Ну и глупый у тебя сейчас вид, — прыснула Пугачева. И «раскололась»...
Как-то раз после концерта в Сочи к Алле за кулисы пришли какие-то люди и пригласили «чайку попить». Она согласилась, думая, что речь идет об обычном банкете. Оказалось — нет.
В Краснодарском крае тогда выращивали замечательный чай. Некоторые сорта предназначались исключительно для высокого начальства. Для того чтобы ответственные товарищи могли продегустировать элитный чай, в живописной местности построили деревянный «чайный домик». Красивый и добротный, с верандой, откуда открывался изумительный вид на горы и море. Угощения подавали девушки в русских сарафанах.
Мы на эту чайную церемонию взяли с собой пугачевского «летописца» Манешина. Угостились чайком и отправились втроем гулять по горным тропинкам. Набрели на старинную бочку, наполовину закопанную в землю. «Залезай в нее, Пугачевочка, — предложил я, — давай тебя снимем. Авось пригодится». Алла стала весело позировать. Получилась серия довольно занятных снимков.
В то время мало кому из артистов приходило в голову, что можно возить с собой личного фотографа и устраивать специальные фотосессии. А с Аллой работали тогда два больших мастера: Слава Манешин и Валера Плотников. Я в ее фотосессиях как персонаж никогда не участвовал, чтобы не разрушать трогательного мифа об одинокой женщине, который мы создавали. Да и моя режиссерская профессия не предполагает публичности. Мне нравится дергать за ниточки, приводящие в движение актеров, находящихся на виду у публики. Один-единственный раз меня «рассекретили»: я попал в кадр трансляции концерта по Центральному телевидению. Мы поехали в «Останкино» с Аллой и Кристиной. Оказалось, что по замыслу устроителей Пугачева должна была петь прямо в зале. Вот мы с Кристинкой и попали в кадр. Как только программа вышла, посыпались письма: «Кто это рядом с Пугачевой? Почему Алла к нему обращается?»
А вот Кристина составляла важную часть образа Пугачевой. Серию ее постановочных фотографий, в том числе и ту, что вы видите на 133 странице, сделал Валерий Плотников. С ним я познакомился в пионерском лагере Ленинградского обкома партии, где в детские годы проводил лето. Он располагался в элитном поселке
Алла Пугачева

Комарово на берегу Финского залива, на бывшей даче генерала Маннергейма — того самого, который прославился оборонительной линией во время советско-финляндской войны. Слева от нас жил композитор Соловьев-Седой, справа — писательница Ольга Форш. Я имел возможность ездить в это престижное место только потому, что мой отец руководил молодежной газетой.
Однажды приехал туда позже других ребят, задержавшись на несколько дней на спортивных соревнованиях. Вхожу в комнату, в которую меня определили, и теряю дар речи. Все стены увешаны романтическими картинками с обнаженными наядами на фоне старинных замков и запущенных парков.
— Что это? — спрашиваю.
— А это Валера рисует, — показывают мне на сидящего в углу пацана. Он как раз ваяет очередную пастораль.
Мы сразу подружились. Мне было тринадцать, ему на год больше. Валера учился в художественной школе при училище имени Мухиной. А я увлекался спортом и был чемпионом по прыжкам в высоту в своей возрастной группе. Подавал большие надежды и занимался в детской спортивной школе олимпийского резерва.
Плотников «заразил» меня кино и сбил со спортивного пути. Когда мы осенью вернулись в город, Валера познакомил со своим приятелем Сережей Соловьевым. Тот сказал, что собирается в режиссеры. И спросил:
— А кем ты хочешь стать?
Мне было как-то неловко признаться, что мечу в олимпийские чемпионы, и я ляпнул:
— Тоже режиссером.
Алла Пугачева

И вскоре, бросив легкую атлетику, стал ходить с друзьями по музеям, библиотекам и театрам. Валера с Сережей утверждали, что будущим кинематографистам это необходимо для повышения общего культурного уровня. Потом мы все поступили во ВГИК.
Плотников подавал большие надежды как оператор. Он был художником, отлично рисовал и знал тонкости композиции и светотени. Но в один прекрасный день в институт привезли фильм Микеланджело Антониони «Фотоувеличение» (Blowup). Валера посмотрел его и решил стать модным фотографом. Купил себе крутой аппарат «Хассельблад».
Вскоре Плотников женился на дочке писателя Льва Кассиля — Ирине. Она же приходилась внучкой знаменитому солисту Большого театра Леониду Собинову. У Ирины была дача в элитном писательском поселке Переделкино, где жили все тогдашние кумиры: Вознесенский, Евтушенко, Окуджава, Аксенов... Валера стал их снимать, а потом принялся за артистов. И очень быстро сделался лучшим фотографом-портретистом. Я договорился с ним о первой фотосессии Аллы с Кристиной. Мы приехали в собиновскую квартиру. Надо сказать, что роскошные апартаменты Ирины и Валеры производили впечатление. Они находились в самом центре Москвы, в Камергерском переулке. Там было много антиквариата и личных вещей легендарного тенора. А мы с Аллой ютились в однокомнатной квартирке на окраине Москвы. Но это никак не отражалось на наших отношениях с их семьей. Ира поила нас чаем, угощала сладостями. Они шептались с Аллой о женских секретах. А мы с Валерой вспоминали Питер. Съемка происходила на большой кухне, где незадолго до этого в тех же «декорациях» Плотников сделал знаменитую серию снимков Володи Высоцкого и Марины Влади.
Еще у меня остались фотографии от закрытой картины «Рецитал», где начала сниматься Алла. Это была история певицы, приехавшей из провинции завоевывать Москву. Героиня на какое-то время попадает в орбиту известного режиссера, который начинает лепить ее образ — то «космический», то «фольклорный», то «девушку-облако» и т. д. Фотопробы фильма сохранились. Мы делали Алле «возрастной» грим — от пятнадцатилетней девочки до тридцатилетней женщины. А совсем юную героиню должна была играть Кристина. Но потом мы с Аллой рассорились и развелись. Через какое-то время с той же группой я снял совсем другой фильм — «Душа».
Алла Пугачева

На съемках «Души» было много интересных историй. Вот такая, к примеру, запечатленная на фотографии со 135 страницы. Одну из сцен фильма мы снимали возле бывшей дачи Сталина на территории Дома ветеранов кино, который у нас изображал больницу. Из здания выходила героиня Софии Ротару. Ее встречал на машине Ролан Быков.
Начинаем работу, и вдруг я вижу, что какой-то пожилой человек остановился рядом с площадкой и очень внимательно следит за съемками. Проходит несколько минут, и вокруг слышится шепоток: «Смотрите, это же Утесов!» Леонид Осипович был членом Союза кинематографистов и приехал в Дом ветеранов отдохнуть. Я, конечно, подошел, представился, предложил ему присесть.
— Ваше присутствие на съемке музыкального фильма — это просто знак судьбы. Можно сфотографировать вас с нашими актерами Софией Ротару и Роланом Быковым?
— Конечно, конечно, — говорит Утесов.
Делаем фотку. Леонид Осипович задумывается, а потом вспоминает:
— Насчет знаков судьбы я вам вот что расскажу. Снимали мы в Сочи фильм «Веселые ребята». Я и Любовь Орлова идем по горной тропе, а поодаль располагается съемочная группа. Вдруг подъезжает машина, из нее выходит невысокий усатый человек в кепке и начинает наблюдать за происходящим, ну, как я сейчас. Долго смотрит. Я удивляюсь, почему его не прогоняют, и не понимаю, как машине позволили проехать за милицейское оцепление. В какой-то момент к мужчине подходит режиссер Григорий Александров. Здоровается, что-то говорит и потом подзывает нас с Орловой: «Товарищи, нам оказана большая честь. Съемки нашего фильма посетил сам Иосиф Виссарионович Сталин». А я его издали не узнал, тем более что в жизни он выглядел совсем не так, как на парадных портретах. Вот какие гости на киносъемки иногда заглядывают. А у вас сегодня просто артист Леонид Утесов.
На странице 137 еще одна замечательная фотография: Соня Ротару в шубе. Она приехала в Москву на съемки из Ялты. В Крыму было плюс пятнадцать, в столице — минус двадцать. Перепад температур — тридцать пять градусов. А она в платьице и легком плаще. Когда вышла из самолета, от морозного воздуха у нее сразу дыхание перехватило. Не знаю, что бы мы делали, если бы не давний друг Ротару Алимжан Тохтахунов. Тайванчик накинул ей на плечи лисью шубу, которую ухитрился купить по дороге в аэропорт!
Алик удивительно добрый и отзывчивый человек. А американцы его ненавидят. Они включили Тохтахунова в список десяти самых разыскиваемых преступников мира, составленный журналом Forbes по данным ФБР. Но нет худа без добра. Алик теперь легенда международного класса.
Мы с ним дружим много лет. Вместе отмечали Новый 2012 год. А познакомились в конце семидесятых, когда я еще был женат на Пугачевой. Тайванчик пришел к нам в гости — скромный застенчивый парень. Следующая встреча состоялась на съемках «Души». Соня Ротару как-то сказала:
— К нам на съемку хочет приехать мой друг Алимжан.
— Ради бога, — ответил я, не подозревая, о ком идет речь. Только потом понял — это же Тайванчик!
Он стал довольно часто появляться на «Мосфильме» с корзинами всяких вкусностей. Угощал не только Ротару, но и всю съемочную группу. И очень быстро стал для всех своим. «Желтая» пресса приписывает ему роман с Соней. Но они просто давние друзья. Кстати, у Алика были прекрасные отношения с Сониным мужем Толей Евдокименко.
Алик рассказывал мне, как в молодости зарабатывал игрой в карты. Он был гениальным «каталой». «Работал» в поездах «Ташкент—Москва». Узбекские «хлопковые» миллионеры не могли лететь в столицу на самолете с чемоданами бабок, чтобы не «засветиться», и ехали по железной дороге. Но за пять суток изнурительного пути они так дурели от безделья, что постепенно теряли бдительность, вступали в игру и проигрывали огромные деньги. Потерпевшими были уважаемые люди — председатели колхозов, Герои Соцтруда. Они обращались в милицию, и «каталы» старались как можно быстрее смыться, спрыгивали с поезда и «ложились на дно». Была разработана сложнейшая система ухода от ментов. Поймать ловкачей не могли.
Когда в Ялте снимали фильм «Душа», Алик неожиданно появился у меня в гостиничном номере: «Привет! Давай поедем куда-нибудь. Обкатаем мою новую белую «шестерку».
По тем временам это было так же круто, как сегодня черный «майбах».
Поехали в ресторан, неплохо посидели. Я решил, что у Тайванчика все «тип-топ». Но через пару дней он пришел какой-то понурый и сказал:
— Саша, беда. Я попал на человека, который играет лучше меня, просадил и «шестерку», и вообще все, что было.
— Хочешь, живи здесь, — предложил я.
— Нет, — говорит Тайванчик, — это лишнее. Если можешь, просто оставляй мне ключ от номера, когда уходишь на съемку. Я сюда буду приводить «лохов».
Так и договорились. Через неделю у Алика уже опять была «шестерка», только не белая, а красная.
Мы жили в гостинице «Южная», прямо напротив порта, и у меня в номере была огромная лоджия. Там по вечерам гуляла вся съемочная группа фильма «Душа», ребята из «Машины времени» пели свои песни... Однажды сидим, а снизу зовут:
— Саша, Саша!
Смотрю — Алик.
— Что случилось?
— Меня к тебе не пускают.
— Как не пускают? Я им сейчас устрою!
Бегу вниз, кричу швейцару: «Да как вы смеете не пропускать лауреата Государственной премии СССР, режиссера фильма «Белый пароход»?»
Тот испуганно кланяется и распахивает дверь, и Алик важно, как настоящий лауреат, проходит наверх.
Но швейцар оказался бдительным. У него в каморке были пришпилены к стенке фотографии разыскиваемых милицией, и среди них он нашел «лауреата Госпремии». Через полчаса к гостинице подлетают три ментовские машины, называемые в народе «раковыми шейками». Тайванчик тихо произносит:
— Это за мной.
— Спокойно! — говорю я. И обращаюсь к оператору Володе Климову и его красавице-жене Лиле: — Сейчас придут с облавой. Спрячьте Алика у себя в номере, а перед ментами что-нибудь изобразите.
Начинается шмон. Проверив мой номер, милиционеры идут к Климовым. Дверь открывает практически голая Лиля, якобы только что вылезшая из кровати. А у нее была такая умопомрачительная фигура, что мужики просто дурели. Лиля, увидев, что у ментов поглупели лица, начала «концерт»:
— Как вы смеете врываться?! Мой муж — заслуженный деятель искусств! У нас медовый месяц!
— Гражданочка, простите, ради бога, — лепечут несчастные, — но можно мы хоть одним глазком заглянем? Мы разыскиваем опасного преступника...
— Какая наглость! — продолжает Лиля. И как бы нехотя соглашается: — Ладно, только через порог.
Они заглянули, увидели Климова в постели и успокоились. Алик до утра прятался в номере, а потом потихоньку скрылся. Понял, что в Ялте его могут замести, и ломанулся в Сочи. Там его и взяли на пляже. И посадили не за игру, а за тунеядство.
Следователь донимал его:
— Где работаете?
— Пока нигде, — отвечал Алик, — устраиваюсь. У меня были сбережения, на них существую.
— Хорошо, а где вы живете?
— В Крыму, в деревне. Вот паспорт.
Но менты подготовились. Раздобыли план деревни, в которой якобы жил Тохтахунов, и предложили:
— Хорошо, вот карта. Если покажете свой дом, мы вас немедленно отпустим.
Этого он сделать не мог. Не надо объяснять, что Тайванчик никогда в жизни не был в этой дыре. Соня Ротару ему просто сделала там прописку. В результате Алимжан получил год за тунеядство и отправился в колонию под Калинин. Когда началась Перестройка, Тайванчик уехал в Германию, а оттуда — во Францию. Он жил в шикарной трехсотметровой квартире в Париже, напротив Булонского леса. И был самым желанным клиентом в лучших ресторанах города.
Мой друг художник Вильям Бруй оформлял одно такое заведение. На его открытие собралась парижская элита. Вильям пригласил меня, а я привел Алика. Но хозяин ресторана не обращал на него внимания, любезничал с французами. А Тайванчик привык к другому обращению и не мог этого так оставить. Подозвал ресторатора и спросил:
— Я могу забронировать у вас столик?
— У нас уже все занято, — высокомерно ответил хозяин. — Но, в принципе, мы могли бы попробовать что-то подыскать. А какой столик вас интересует?
— Вон тот, в эркере, с видом на улицу.
— Ну, это вообще наше лучшее место. На какое время вы хотели бы его зарезервировать?
И Алик произнес:
— На год.
Ресторатор выпучил глаза и сразу сменил тон:
— Да-да, конечно, месье. Столик ваш! Может быть, вы желаете занять его прямо сейчас? Мы его освободим...
Тайванчику прекрасно жилось во Франции. В его роскошной квартире собирались артисты, художники, спортсмены: то дизайнер Валентин Юдашкин, то художник Юрий Купер, то теннисистка Анна Курникова, то фигуристка Марина Анисина. Новый 2000 год я со своей девушкой встречал у Тайванчика в компании именитых гостей...
Но однажды все изменилось. Министр внутренних дел Франции Шарль Паскуа объявил Тайванчика главой русской мафии и своим личным врагом. Сначала ему заблокировали счета, а потом лишили визы. Никаких оснований для этого не было — просто Паскуа делал политическую карьеру. Алик уехал в Англию, нанял крутого адвоката и начал судебный процесс против французского министра. И что удивительно — выиграл! Перед Тайванчиком извинились и вернули визу. Но было ясно, что французская полиция ждет только какого-нибудь предлога, чтобы начать портить ему жизнь. Помню, гуляли мы по Булонскому лесу и Алик сказал: «Саш, ты не представляешь, до чего дошло. Я уже боюсь случайно задавить в парке какую-нибудь букашку, чтобы не обвинили в издевательстве над животными!» Бывший министр Паскуа сам плохо кончил, его осудили. А Тайванчик, от греха подальше, перебрался в Италию.
Два года спустя разразился скандал на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити, когда Алика обвинили в том, что он «организовал золото» французской паре, Марине Анисиной и Гвендалю Пейзера, в обмен на «русское золото» для Елены Бережной и Антона Сихарулидзе. Это был полный бред: выдающиеся спортсмены честно завоевали свои медали, а американцы и канадцы просто не хотели признать их превосходство. И сделали крайним Тайванчика — опять как «главу русской мафии»! Однажды ночью к нему на виллу вломились итальянские полицейские: «Синьор, возьмите белье и зубную щетку. Сидеть придется долго».
«Я подумал, что в тюрьме, наверное, полно русских, — рассказывал Алик, — и решил прихватить как свою «визитную карточку» твою книжку». У меня в романе «Я хочу твою девушку» Тайванчику посвящена целая глава. Потом, уже освободившись, он шутил: «Сашок, если тебя когда-нибудь посадят в Венеции, учти, тебя там вся тюрьма знает. Твоя книга осталась в местной библиотеке». Сидел он, кстати, в той же тюрьме, где когда-то томился Казанова.
Обвинение Алимжана рассыпалось как карточный домик. Итальянский суд отказался депортировать его в США. Но американцы не успокоились, объявили Тайванчика в международный розыск, и адвокаты посоветовали ему вернуться в Россию. Здесь он сейчас и живет. Не так свободно, как раньше, ведь у него нет возможности тусоваться по всему миру, но тем не менее спокойно и счастливо. Он известный меценат. Занимается благотворительностью. Алимжана обожают все наши знаменитые артисты. На его шестидесятилетие, которое Алик отмечал в Москве, пришли все звезды. И, конечно, Соня Ротару.
А в Париж на его пятидесятилетие вместе с другими именитыми гостями приезжала и Алла Пугачева. Тогда она вспоминала: «С Аликом меня познакомил Иосиф Кобзон, хотя я слышала о нем и раньше как об удивительном помощнике Софии Ротару. Когда мне рассказали, как он ей помогает, я даже позавидовала: таких поклонников в мире искусства можно пересчитать по пальцам одной руки и иметь их — большое счастье. Каждый раз, когда я оказывалась в Париже, у меня исчезали все проблемы. Внимание, которое мне оказывает Алик, незабываемо, я просто чувствую себя как под крылышками ангела-хранителя».
...Однажды Алла выступала на заводе имени Лихачева. Это был так называемый «шефак» — бесплатное выступление на предприятии. Денег за такие концерты не платили, но приглашающая сторона старалась чем-то привлечь исполнителей. Вот и в тот раз представители завода сказали:
— Алла Борисовна, мы пришлем за вами правительственный «ЗИЛ»! Куда скажете.
— Ну, если «ЗИЛ», тогда ладно, — сдалась она. — Только прямо к подъезду.
«ЗИЛ» — это легендарный «членовоз», на котором ездили члены Политбюро.
Договорились, что машину подадут к дому Аллиных родителей на Рязанском проспекте. И вот в типовой советский двор, окруженный пятиэтажками, въехала не машина — корабль. И застряла напротив детской песочницы, потому что шофер не смог развернуться. Жильцы высыпали из домов посмотреть на это чудо. Мы с трудом выбрались из двора.
Никаких особых наворотов в салоне не оказалось. Только телефон в подлокотнике. Шофер сказал Алле: «Если надо, можете позвонить». Она тут же схватила трубку и набрала номер родителей. Подозвала дочку и похвасталась: «Представляешь, я сейчас с тобой из машины разговариваю!» Тогда это было что-то невероятное.
Встречали руководители завода и профкомовские деятели. Отвели в цех, показали конвейер. Он впечатлял. Концерт проходил в актовом зале, украшенном огромным плакатом: «Решения ХХV съезда КПСС выполним!»
Алла поднялась на сцену, остановилась у стойки с микрофоном. И когда затихли приветственные аплодисменты, произнесла такую фразу: «Как сказал один известный писатель: есть хлеб — будет и песня». По залу пронесся взрыв смеха и стон восторга: «А-а-а!» Тогда вышла книга мемуаров Брежнева «Целина», начинавшаяся как раз этими словами. Пугачева вроде бы не обидела генсека, но без перечисления титулов и наград запросто назвала его «известным писателем». И сразу стала своей для собравшихся в зале людей. Запущенный мной анекдот про «мелкого политического деятеля эпохи Аллы Пугачевой» уже приобрел популярность. Это усилило комический эффект упоминания руководителя партии и государства из уст певицы.
А незадолго до этого я как раз видел Брежнева. Мы ехали, кажется с Аллой, по МКАДу от Кутузовского проспекта по направлению к Ленинградке и заметили, что на противоположной стороне Кольцевой дороги вдруг прекратилось движение. Гаишники все перекрыли. Да и на нашей стороне машин стало совсем немного. Я прибавил скорость. Мчался где-то под сто тридцать километров в самом левом ряду, ближнем к разделительной полосе. Над дорогой пролетели два вертолета. «Понятно, — подумал я, — это правительственный проезд».
Перекрытие дорог для начальства — давняя забава на Руси. Мы думали, что будет обычный кортеж, но увидели нечто особенное. Слева, по встречной полосе, мою машину нагнал огромный американский «кадиллак». За его рулем сидел сам «наш дорогой Леонид Ильич». Он поглядывал по сторонам и с явным удовольствием управлял своим крейсером. Я утопил педаль газа, но силы были неравны. Брежнев бросил снисходительный взгляд на наш зеленый «жигуленок» и рванул вперед с недостижимой для продукции отечественного автопрома скоростью. «Кадиллак» умчался вдаль и вскоре превратился в маленькую точку...
Брежнев мог себе такое позволить. В эпоху Перестройки его превратили в комический персонаж, и только сейчас личности Леонида Ильича постепенно возвращают реальные черты. Историки признают, что «брежневская эпоха» была периодом наивысшего расцвета нашего государства. Ни одному из последующих правителей не удалось добиться такого влияния, каким обладал этот генсек. И сегодня упомянутый выше анекдот рассказывают уже наоборот: «Кто такая Пугачева? Эстрадная дива времен Леонида Брежнева». Время все расставляет по местам. Вообще, сравнение человека, реально влиявшего на судьбы мира, с эстрадной певицей, пусть даже очень талантливой, дело проигрышное. Как говорится: «Богу богово...»
Все-таки эстрада, или шоу-бизнес, как сейчас принято говорить, — это сиюминутное и эфемерное занятие. Как-то Алла сравнила коллег с мотыльками. А я приведу стихи своего любимого Омара Хайяма. В этих размышлениях они, по-моему, к месту:

Откуда мы пришли?
Куда свой путь вершим?
В чем жизни нашей смысл?
Он нам непостижим.
Как много чистых душ
под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах.
А где, скажите, дым?

“Караван историй. Коллекция” февраль 2012


Все новости и статьи Клуба "Апрель"

Рейтинг@Mail.ru