Песнь песней: Арлекино

Горизонт сознания


Несколько дней назад не стало Александра Лермана, филолога, выпускника Йеля, преподавателя Университета штата Делавер. Он играл в музыкальном эпизоде «Афони», пел песню на стихи Гёте на альбоме Тухманова «По волне моей памяти», был одним из творцов «стиля ВИА», участвовал в «Араксе», «Добрых молодцах», «Скоморохах», легендарных «Весёлых ребятах».
Это целая эпоха, со своими песнями, об одной из которых пойдёт речь.
Её спела в 1975 на «Золотом Орфее» Алла Пугачёва, солистка «Весёлых ребят». С этого начался её личный творческий путь. Но и для нас с «Арлекино» начинается многое.
Русский текст песни написал Борис Баркас, выпускник 57-й московской школы, самого первого из матклассов, и биофака МГУ, гид и учёный, издатель Корана в русском переводе, Каркуша из «Спокойной ночи, малыши», один из скоморохов, чьи песни знают лучше, чем автора. Каждый день, отправляясь в плавание в океаны московских улиц, я мечтаю о тихой гавани, где б мои корабли уснули. Это тоже его песня, ставшая городским фольклором, московские улицы заменяли на ташкентские и другие.
"А жить во тьме с годами всё трудней..." О какой тьме речь? О жизни клоуна, или артиста, или о жизни в той или этой стране? или просто о человеческой жизни? В какой-то момент она повернулась к создателю русского "Арлекина" невесёлой стороной. Потерял работу, квартиру, паспорт, жил в ночлежке, и спустя годы внезапно сбылась мечта найти Аллу, она ему помогла, но жить оставалось недолго. Похоронен поэт на Донском кладбище.
Оригинальный автор «Арлекино» - болгарский король песни Эмил Димитров, однофамилец великого коммуниста, создатель шлягера, практически ставшего гимном, «Моя страна, моя България».
Болгария. Продвинутая страна-курорт и страна великой дружбы. Страна, откуда друзья везли импортные шмотки и пластинки «Балкантона», хорошего качества, с фирменным песочком, чьё нежное шуршание напоминало о недосягаемых Золотых Песках и о Солнечном Береге, а тот, в свою очередь, о напитке, с которым тоже многое связано. Страна Алёши, о котором песня. Страна языка, похожего на русский, но непонятного. С милыми словечками типа «малку» в значении «малость» и другими. Страна, где кивок означает «нет», а мотание головой «да». Где «Златният Орфей», транслируемый по Центральному Телевидению, на весь Союз прославил Аллу Пугачёву.
Вслед за болгарским синглом вышла гэдээровская версия, с подобающим привкусом немецкого кабаре, а там и гибкая грампластинка «Арлекино» фирмы «Мелодия» с ещё двумя песнями – «Посидим, поокаем» и «Очень хорошо». Кстати, в том же 1975 «Мелодия» подарила нам ещё один прекрасный релиз: «ВИА Битлз. Сад. Что-нибудь. Встреча. На английском языке. Тбилисская студия грамзаписи. Цена 60 копеек».
Гибкую пластинку «Арлекино» мне впервые показала двоюродная сестра Аня, главный проводник в мир контркультуры, андеграунда и всего того, что не выпускалось или почти не выпускалось "Мелодией". От Ани я знал, что есть «Синдикат», «Чили», «Оттаван» и «Арабески», что «Чингисхан» поёт «будет вам Олимпиада, хо-хо-хо-хо-хо» и что в «Кого ты хотел удивить?» Макаревича подразумевается Брежнев.
«Там в конце он плачет, а слёз не видно никому, - говорила Аня, - и думает, что вот, стало быть, Арлекин-то я, в общем-то, наверное, получается, неплохой».
Арлекино – дух поколения. «Мелодия и исполнение отличные, а смех делал песню просто космически прекрасной, совершенной, - вспоминает Марфа Хромова-Борисова, обозреватель питерского Time Out. - Мне было 4-5 лет. У нас играло радио, как на всех ленинградских кухнях, «в рабочий полдень» и так далее. Чтобы сделать погромче, надо было залезть на стол. Арлекино передавали за день 2-3 раза, перед Новым Годом чаще. Я сидела и думала: круто, мало того, что бабушка за ёлкой в лес пошла, так еще и Арлекино пять раз передали, очень хороший день, надо будет его запомнить и потом вспоминать».
В «Арлекино» поражает сочетание наивной детской праздничности и недетского сарказма, печали и горечи. Выходят на арену силачи. В панталонах, со стопудовыми гирями и закрученными усами, как на иллюстрации к книжке Маршака. Они подковы рвут, как калачи, образ детский, и рифма тоже, но внезапное «а мною заполняют перерыв» – взрослое, и ни разу не в рифму.
Цирк – мир взрослых детей, тайный орден Арлекинов и пиратов, циркачей и акробатов, Арутюнов Акопянов, скоморохов, джокеров, проказников, с их пленительным трикстерством и той особой смелостью, беззаветностью, которую в Енгибарове так любил Высоцкий. Сам Эмил Димитров, сын иллюзиониста Мити и его ассистентки мадам Сюзи, был частью этой традиции.
Явление Пугачёвой ощущалось не только как триумф эстетики «зарубежной эстрады» в наших семидесятых, но и как прорыв какой-то важной сути буквально на телесном уровне. Экранная фривольность Пьехи и Кристалинской, тихий омут Сенчиной и Толкуновой отступили перед жестом Аллы, передающим что-то совсем живое, рубенсовски откровенное до вульгарности, но и трогательно наивное, беззащитное, детское. Такое было до нее лишь в ресторанном полуподполье, в фильмах, спектаклях, часто за счёт условно-отрицательных героев, а также в мире юмора.
«Есть одна награда – смех». Юмор выполнял тогда для широких масс условную роль «смелой» контроверзы. «Разрешенное запрещенное» эстрадного юмора естественно и гармонично взаимодополнялось «запрещенным разрешенным» анекдотиков про Брежнева.
«Кто такой Брежнев? Политический деятель эпохи Райкина и Пугачёвой».
«Чш-ш, тише вы, ведь Брежнев выступает! - Ну вот, Вась, говорил я тебе: Брежнев! А ты мне всё Райкин да Райкин».
На прошлой неделе исполнилось сто лет со дня рождения великого советского Арлекина – Аркадия Райкина.
А сколько лет настоящему Арлекину?
В комедию масок это имя пришло из французских тёмных легенд, от демона Аликино или Эллекена. Есть красивая фреска Джованни ди Паоло XV века, «Аликино и бесы рядом с Вергилием и Данте» по мотивам «Божественной комедии». Арлекина изображают в пестром костюме, в шапке с заячьим хвостиком, обычно в образе циркового акробата.
Уроженец Бергамо, житель Венеции, почти земляк Шейлока. Его другая известная ипостась, Труффальдино, блестяще воплощена Райкиным-младшим, его песенки пел Боярский, д’Артаньян того времени.
Кто Арлекино по национальности? Болгарин? Итальянец? Француз? Или «сами-знаете-кто»? Его играл страсбургский фокусник Марсель Марсо, сын еврея-мясника, переводчик де Голля, создатель сакраментального клоуна Билла, учитель Алехандро Ходоровски - таинственного актёра и психотерапевта, одного из самых странных шутов и магов, арлекинов и скоморохов века сего.
Какого пола Арлекино? Какого статуса, вида, принадлежности? Или это не важно? Малыш и Карлсон, мастер и подмастерье, Бэтмен и Харли Квинн, Буратино и Каркуша, герой с тысячью лиц.
Существует ли человек без маски? Или мы все Арлекины, Лицедеи, Монти Пайтоны, Имажинариум доктора Парнаса, условные Райкины, Чаплины, клоуны Биллы, обреченные умереть в маске смеха?
Парадокс "Арлекино" в том, что с одной стороны, Алла демонстрирует образ предельной искренности: вот она настоящая я, женщина, которая поёт, "пришла и говорит", но, с другой стороны, центральный мотив песни - маска. И это было близко нам всем, кого с детства учили не плакать при людях, держать марку и фасон.
Вспомним советскую комедию масок: парень из «калинарного техникума», Никитична с Маврикиевной, и маски Райкина, с его «волшебной силой искусства», и прежде всего «искусства трансформации».
Маски Аллы. Волшебник-недоучка, соседка из «Эй вы там наверху», мадам Брошкина и другие. А женщина, которая поёт, - разве не маска? Вспомним «Театр Аллы Пугачёвой» Валерия Беляковича, где на сцене в единой пантомиме под настоящую музыку Пугачёвой танцуют вместе с условной Аллой такие же условные Коломбина и Арлекин...
Всё кажется: вот маску я сниму, из Арлекина сделаюсь Пьеро, Вертинским, Высоцким в водолазке Гамлета, доктором Живаго.
И этот мир изменится со мной, отразившись во мне, сквозь смех и слёзы, и «подтянется» к своему неминуемому преображению. В котором как-то по-своему участвую и я, Арлекин, дух Меркурий, доктор Снейп, Карлсон который живёт на крыше, Жёлтый ангел Западного окна.
Всего один шаг осталось мне сделать от комедии масок, перевоплощений и трансформаций, где «нужно быть смешным для всех», шаг до Божественной комедии, она же Человеческая, до пронзительной радости стать «всем для всех», которая есть для одних соблазн, а для других - безумие.
L'amor che move il sole e l'altre stelle.

Псой Короленко


Все новости и статьи Клуба "Апрель"

Рейтинг@Mail.ru