Эту домашнюю фотосессию Аллы Пугачевой для одного из немецких журналов пришлось делать в просторной и богато обставленной квартире композитора Александра Зацепина. Сама Алла, одна из первых звезд Советского Союза, в то время ютилась с семьей в скромной квартирке на окраине Москвы

Алла Пугачева: чернобыльцы попросили апельсинов и меня!

В издательстве «АСТ» вышла книга «Звезды как люди». Ее автор — журналист и поэт Мария Городова — писала песни для Аллы Пугачевой («Осторожно, листопад!»), Маши Распутиной («Душа моя скиталица»), Льва Лещенко («Гуляка-март»). Она собрала невыдуманные истории об артистах, спортсменах и других знаменитостях. Книгу листала Елена ШУМИНА.

Нефть, хлопок и Пугачева

С Клавдией Ивановной Шульженко Алла Борисовна познакомилась во время съемок фильма «Аплодисменты», но и до этой встречи она преклонялась перед великой певицей и воспринимала ее как своего Учителя. В начале восьмидесятых Клавдия Ивановна миновала семидесятилетний рубеж, у нее был сын, и хотя нельзя сказать, что любимая певица миллионов была всеми забыта, но все же жила она, как это часто бывает, одиноко. Государство о ней не вспоминало и не поддерживало, пенсия была скромной. Алла Борисовна вместе с Евгением Болдиным стала заходить к Клавдии Ивановне домой, в ее скромную, но чистенькую квартиру на Ленинградском проспекте. Пугачевой хотелось как-то материально помочь любимой певице, но о том, чтобы давать деньги впрямую, и думать было нечего — такое предложение могло бы обидеть ту, которая была кумиром нескольких поколений самой огромной страны. Клавдия Ивановна очень достойно несла и свою старость, и свое положение. И тогда Пугачева, зная, что Шульженко часто жалуется на память, стала потихоньку подкладывать ей деньги: то оставит их где-нибудь под салфеткой на кухне, то положит на комод, так, чтобы Клавдия Ивановна могла легко их обнаружить... И уже в следующий свой приход они с Евгением Болдиным выслушивали, как ничего не заподозрившая легенда нашей эстрады сетовала, что вот, мол, все ничего, да только забывать стала, куда деньги кладу: то там их найду, то отсюда они вдруг выпадут...
Вторая история тоже недостаточно известна широкой публике. В начале сентября 1986-го ЦК КПСС и Министерство культуры СССР стали организовывать выездные концертные бригады в Чернобыль, причем непосредственно в зону, где произошла катастрофа, в местечко Зеленый Мыс, туда, где работали ликвидаторы аварии. Надо сказать, что многие из популярных артистов нашли благовидные отмазки — что же, их трудно осуждать. Дело это было, безусловно, добровольное, хотя и Минкульт, и ЦК имели рычаги давления. Как ни странно, в опасную поездку отправились как раз те артисты, кому ни партийное руководство, ни министерство были сроду не указ. Например, Валерий Леонтьев и Алла Пугачева. Конечно, знали, что это опасно. Конечно, могли бы отговориться тем, что как раз в это время представляют свою страну где-нибудь в Венгрии или даже более дальних странах. Конечно, могли бы сослаться на необходимость срочного медицинского обследования, но они не стали этого делать. И никакая партия тут ни при чем. Сама Алла Борисовна очень неохотно объясняет, почему она поехала: «Ну а что, как иначе? Мне сказали, что ликвидаторы заказали меня и апельсины. Как я могла не приехать?» Перед отъездом собрала свой коллектив, «Рецитал», и честно предупредила, что это опасно, что неслучайно кураторы из министерства предупреждают, чтобы по траве не ходили, ничего не ели из того, что там растет, чтобы после концерта не брали в руки цветы, а после самой поездки сожгли одежду, которую носили в Чернобыле... Пугачева сказала, что не считает, что вправе заставлять кого-либо рисковать здоровьем. Если кто не поедет, обид не будет. Поехали действительно не все. Среди тех, кто сопровождал Аллу Борисовну, был ее директор Олег Непомнящий. Вот как он описывал эту поездку. «Ликвидаторы жили на кораблях и баржах, поставленных на вечный прикол у берега Припяти. Сам берег был покрыт привозным песком, а поверх него узкими полосками были положены дощатые тротуары, и ходить можно было только по ним. Как только мы приехали, нас пригласили обедать, столовая находилась на борту парохода «Чайковский». Не хотелось ничего брать в рот, и в то же время было неловко перед людьми, которые здесь были в большей безопасности, чем во время работы, и то, что нас приводило в ужас, для них было отдыхом.
Алла спокойно начала есть, и все последовали ее примеру. После обеда мы начали готовиться к концерту. Cо всех сторон сходились люди, рассаживаясь, кто где мог, чтобы лучше видеть сцену... Только побыв рядом с ними, послушав «ликвидаторские» разговоры о том, кто какую дозу уже хватанул и сколько еще можно, чтобы все-таки остаться в живых, я понял, почему Алла согласилась приехать. Эти люди были обречены на смерть, некоторых уже можно было считать мертвыми. Пугачева выступала перед людьми, лишенными надежды на завтра. У них было немножко настоящего и, может быть, абсурдное упование на чудо. Клавдию Шульженко Алла Пугачева считала своим учителем (1980-е)
Аллу всегда сравнивали с нефтью и хлопком — такие баснословные прибыли приносили ее концерты государству. Теперь ею, ее душой и талантом, родина расплачивалась с людьми, у которых отняла жизнь».

Парик для маленькой Кристины

Жизнь Кристины почти с самого начала была на виду. Без нее не смогли обойтись уже во время первой фотосессии стремительно набирающей высоту главной звезды Советского Союза: на фотографии Валерия Плотникова Алла, тогда еще просто Алла, держит на руках красивую девочку с не по возрасту строгим взглядом. Говорят, что для этой съемки, сделанной в 1977 году для известного немецкого журнала, долго искали интерьер — журналисты хотели снять эстрадную диву в непринужденной домашней обстановке. Но дива в те времена ютилась в однокомнатной хрущевке на окраине Москвы в Вешняках, и демонстрировать это западногерманскому читателю было бы непатриотично. Поэтому стали искать вариант, хоть сколько-нибудь напоминающий стандарт жизни звезд, принятый на Западе. Такой вариант нашелся только у композитора Александра Зацепина — автора знаменитых пугачевских «До свиданья, лето, до свиданья...», «Волшебник-недоучка», «Куда уходит детство», «Любовь одна виновата» и еще доброго десятка хитов. К приходу корреспондентов звезда возлежала на антикварном диванчике в халате из китайского шелка, выданном ей женой композитора, по дому непринужденно бегала доченька, сам композитор изображал заглянувшего на огонек музыканта, ну а настоящей хозяйке дома, жене Зацепина, досталась роль домработницы. Журналисты на всю эту нехитрую мизансцену клюнули, поэтому бесцеремонно отослали домработницу на кухню, музыканта в дальний угол, а расшалившуюся дочку усадили на колени мамы-звезды. Так появилась знаменитая фотография Примадонны с пятилетней дочкой.
...Что касается истории обнародования сугубо интимной информации о том, как происходило зачатие «доченьки», то она заслуживает отдельного рассказа и хорошо иллюстрирует тезис: «Для того чтобы играть с прессой в кошки-мышки, нужен талант».
25 мая 2001 года в ГЦКЗ «Россия» проходило десятое, юбилейное вручение премии «Овация». Торжество совпало с днем рождения Кристины, ей в этот день исполнилось тридцать. Когда раздача слонов закончилась, звездный клан и гости отправились в один из ночных клубов — праздновать день рождения Кристины.
Публика в клубе собралась вполне мажорная, и до определенного момента обстановка была несколько натянутой. Звучали дежурные поздравления, гости вяло обсуждали награды и наряды, скучали, позевывая, журналисты — обычная ярмарка тщеславия. Но тут бразды правления взяла в свои руки Алла Борисовна и, прервав чье-то торжественное славословие, вдруг нарочито задушевно поведала, как однажды в 1970 году они с тогдашним мужем Миколасом Орбакасом, будущим папой Кристинки (кивок в сторону заерзавшего на стуле экс-супруга), поехали на совместные гастроли от Московской областной филармонии. «Поездка была незабываемой», — вздохнула Примадонна. На этих словах экс-муж заерзал еще сильнее. «И вот, — доверительно продолжала Алла Борисовна, — там, в поезде, где-то между Ярославлем и Хабаровском, мы тебя, доченька, с твоим папкой и зачали...» Вся почтенная публика, доселе чинно жевавшая семгу и ветчину, просто обалдела от такого вступления, а те немногочисленные журналисты, которые присутствовали при столь сенсационном откровении, натурально онемели, не сообразив включить диктофоны... Зависли от неожиданности и люди из свиты Аллы Борисовны, хотя им не привыкать к ее разного рода эскападам, и лишь она одна, явно наслаждаясь произведенным замешательством, завершила свой вполне пристойный и, я бы даже сказала, изящный рассказ о том, как Кристинка была зачата, не менее изящным тостом. Что-то про гастроли, любовь и талант, который дается, только если ребенок — плод красивой любви...
Замечу, что сама Кристина все эти эскапады, касающиеся ее напрямую, выдержала с абсолютным достоинством и пониманием того, что происходит... Ну а Алла Борисовна, произнеся свой исторический тост, недолго наслаждалась произведенным эффектом. Не давая публике прийти в себя, она, как и положено великим драматическим актрисам, направилась к выходу, сопровождаемая хлопаньем отвисающих челюстей. И уже в дверях, обернувшись, изрекла: «Веселитесь, друзья мои, гуляйте... А я поеду: тяжело мне уже по клубам сидеть — не девочка... Есть нельзя, пить нельзя...» И, провожаемая стуком челюстей, возвращающихся на место, отчалила. Глядя на маму, Кристина тоже мечтала стать артисткой (1978)
Кстати, интересно, а как воспитывала Алла Борисовна свою доченьку? Девочка росла стеснительной и скромной. Но вот сцены никогда не боялась. Первый раз она вышла на подмостки в два года. Алла Борисовна тогда ездила с цыганами, с оркестром Лундстрема: девочку некуда было деть, и ее возили с собой в большой сумке. И вот однажды решили, что цветы руководителю оркестра должен вручить ребенок. Такой выход всегда смотрится выигрышно и вызывает умиление у зрителей, причем все промахи ребенка его только украшают, поэтому артисты на гастролях часто используют своих детей. (...) Так вот, двухлетняя Кристина, вручая цветы Лундстрему, никаких промахов не совершила, она чувствовала себя на сцене как рыба в воде.
...«Я хорошо запомнила один мамин день рождения, — делится Кристина, — маме тогда исполнилось двадцать девять, а мне — почти семь лет. Вернулась из детского сада — а в доме полно людей. В гости к маме пришли музыканты из группы «Ритм», с которыми она работала. Квартира у нас была небольшая, двухкомнатная, и огромный стол поставили в гостиной. (...) Все шутили, смеялись, и мама была такая счастливая, у нее, помню, тогда были длинные волосы и одета она была в коричневую юбку в клеточку... Потом, кстати, эту юбку перешили на меня. Юбка была до полу, а тогда девочки не носили длинных юбок, так что я в ней еще долго модничала...»
...На съемочной площадке фильма «Чучело», по признанию режиссера, с Кристиной было легко работать, и только к концу произошел конфликт. Все помнят, что в финале Лена Бессольцева появляется перед одноклассниками остриженной наголо. Перед началом съемок Ролан Антонович обговорил с Кристиной этот момент, и девочка дала свое согласие. Но чем ближе к финалу, тем, как оказалось, труднее было на это решиться. (...) Когда же режиссер начал настаивать, с Кристиной случилась истерика и она сказала, что раз так, сниматься она вообще не будет. Естественно, о происходящем стало известно Алле Борисовне. «Мама, когда я ее попросила, — вспоминает Кристина, — взяла все на себя. Мама сильный человек и в жизни, и в творчестве. А я — ее слабость. Поэтому, когда Ролан Антонович сказал мне: «Завтра придешь остриженная», я, придя назавтра с косами, сказала то, что мне было проще: «Мама не разрешила». И мама подтвердила, что не разрешает». Конечно, Кристина поставила под удар все, и Алла Борисовна, в отличие от девочки, не могла не понимать этого. Но тем не менее она отнеслась к отказу не как к капризу или прихоти, она прикрыла дочку, показав, что уважает ее чувства и не собирается ее ломать. (...) Что касается стрижки налысо, то в конце концов, несмотря на все уверения гримеров, что сделать лысый парик, который бы хорошо смотрелся в кадре, невозможно, его сделали. И нужные сцены отсняли, причем зрители даже не обратили внимание на то, что тут что-то не так... Пугачеву сравнивали с нефтью и хлопком — государство получало от ее концертов баснословные прибыли (телемост СССР— ФРГ, июнь 1986)

«Алла, мама умерла»

О встрече с Геннадием Викторовичем Хазановым я договорилась достаточно быстро, а вот к его словам о том, что очень занят, отнеслась невнимательно — все звезды так говорят. В назначенный час прихожу в Театр эстрады, в котором он художественный руководитель, меня провожают в кабинет, окна которого выходят на храм Христа Спасителя. Минута в минуту входит сам хозяин, здороваемся. Только включила диктофон, звонок — междугородный. Задала вопрос — второй звонок, из Америки. После американского — стук в дверь: у администратора театра безвыходная ситуация, требующая срочного вмешательства. После того как и эта проблема была решена, мы продвинулись еще на пару фраз, а потом по внутренней связи Хазанову сообщили, что приехал художник и надо срочно посмотреть и одобрить эскизы декораций. Геннадий Викторович извинился и ушел, пообещав, что скоро будет.
«Начало сезона, всегда так, — посочувствовала мне хрупкая миловидная женщина, скромно сидевшая в уголке приемной, когда я, после томительного одиночества в кабинете, изучив все сувениры и подарки, вышла к людям. — Да вы не расстраивайтесь! Может, я чем-то вам помогу? Я у Гены всегда была на подхвате». Так я познакомилась со Златой Иосифовной Эльбаум. Долго думать над первым вопросом не пришлось: «Трудно быть женой Хазанова?» — «Знаете, жизнь с Хазановым — это не бремя, это жанр. Вот вам пример. Я тут как-то ушиблась, и Гена повез меня в травмпункт. Казалось, восторгу персонала не было предела, сестры останавливали нас, брали автографы, потом подходили другие... До меня с моим переломом никому и дела не было, и когда мы наконец-таки, обеспечив автографами весь средний медицинский персонал, добрались до кабинета врача, который должен был сказать, что с моей ногой, он приветствовал нас следующей фразой: «О, Геннадий Викторович! Как мы рады! Какому счастливому случаю обязаны?»
«А по-моему, артисты — странные люди, — вернул меня к действительности голос фотографа, который тоже ждал, когда Геннадий Викторович освободится. Алла Борисовна сохранила дружеские отношения с отцом Кристины, Миколасом Орбакасом (на 50-летии Примадонны, 1999)
— Меня в свое время потрясло, что Киркоров после похорон мамы вылетел на гастроли в Израиль... Я видел — я же фотограф, как трудно это ему давалось, чего стоило...»
«Киркоров? — отреагировал Геннадий Викторович. — Киркоров? Вы знаете, в тот день, когда у меня ушла из жизни мама, я был на гастролях, двадцать восьмого мая. И в тот день, когда мне позвонили и сказали об этом, у меня был концерт...»
«И вы его дали?»
«А как же! Да, я играл концерт в этот день. А почему в этот день нельзя играть? Я же не пошел на концерт. Я же не пошел получать удовольствие, я работал».
«Трудно было?»
«Трудно. (...) А что мне делать? Как я могу это отменить? А люди, которые пришли? А расходы людей, заплативших за зал? Ну вот у человека умирает мать, а он врач, ему что, не идти на операцию? Мне сказали о маме утром, а вы знаете, что когда у Пугачевой умерла мама, то ей сообщили об этом, когда она готовилась к концерту. Ее супруг Евгений Болдин пришел за кулисы — а Пугачева была уже в гримерной — и сказал: «Алла, мама умерла». Она сидела около зеркала. «Твоя?» — спросила она. «Нет, твоя!» Алла повернула голову и произнесла: «Считай, что ты сказал мне это после концерта», — и пошла на сцену...»

Все новости и статьи Клуба "Апрель"

Рейтинг@Mail.ru