Алла Пугачева

ОТ-ШЕПТАЛИ, ОТ-КРИЧАЛИ, ОТ-МУЧИЛИСЬ

Пугачева и Кузьмин вошли в давно отошедшие воды

Сперва мне показалось, что на юбилейный концерт Владимира Кузьмина в честь его (страшно сказать) 50-летия приковыляли три с половиной калеки. Об этом я тревожно и сообщил Алле в кремлевской гримерке, на что она, любуясь в зеркало своей неземной красотой, состряпанной Сергеем Зверевым, бесстрастно заметила: “И все эти три с половиной калеки пришли на меня! То-то они так спешно засунули меня в рекламные ролики. Господи, на мне всегда все выезжают…”
К счастью, волшебная сила телерекламы оказалась сильнее. Просто, проскочив через служебный турникет у Кутафьей башни, я не заметил огромной очереди на вход в Кремлевский дворец, которая, по новым правилам, томится теперь не наверху, у ворот, а ниже, в Александровском саду. Так что к моменту, когда Кузя тряхнул своими поредевшими кудрями и под грохот гитарного рифа из последних, казалось, сил истошно зарычал раненым сайгаком: “Когда тебе 17 лет…”, зал оказался заполнен под завязку и, не раскачиваясь, начал весьма энергично сопереживать самому романтическому любовнику рок-сцены 80-х.
“Вы сюда из-за кого, собственно, пришли? — начал я доставать в фойе запаздывавших меломанов, желая удостовериться в справедливости Аллиных предположений. — Из-за Кузьмина или Пугачевой?” Народ юлил, как ужи на сковородке, как будто их на Лубянку позвали отвечать, нравится ли им путинский режим. По растерянно-блуждающим улыбкам можно было все-таки заключить, что пришли они, конечно, на Кузю, но имели в виду похарчить глаз и на Аллу Борисовну, Кузины шуры-муры с которой были главной светской новостью времен перестройки. И конечно, те, кто заполнил во вторник КД под завязку, помнили эту захватывающую историю если не в мельчайших подробностях, то уж как исторический факт — точно. И сгорали от любопытства — это ж как, после стольких лет, после всех — “Я птица вольная, я отпускаю тебя…” — они тут вместе, на одной, понимаешь, сцене. Как выйдут, что скажут, расцелуются или нет? Что споют? “Две звезды, две светлых повести”? Или целое отделение вдвоем замутят? Ведь сколько шедевров вошло в анналы! А тут еще Кузя подогрел градус общественного резонанса своими откровениями в “МК” о том, как Пугачева вся извелась, желая его тогда на себе обженить, а он, гордый и смелый, взял и не дался. “У меня с женщинами вообще — вечные проблемы по жизни”, — распинался Кузя.

* * *

“Как же ему не стыдно было меня… (пауза)… МЕ-НЯ!!! (выразительный жест пальчиком вверх)… представить обычной бабой среди остальных его… этих…?!” — нет, не кипятилась Алла в кремлевской гримерке, а с добродушной улыбкой, выдававшей галактический гнев и вселенское возмущение, декламировала ровной интонацией, глядясь в зеркало и небрежным жестом поправляя ту самую неземную красоту, сварганенную Зверевым.
— Он же все перепутал. Неужели так плох, что память отшибло? — перешла она с ровной интонации на заговорщический полушепот и, отвернувшись от зеркала, начала в упор гипнотизировать своими небесными очами. — Может, действительно, ему винную диету посоветовать — профилактика от возрастного слабоумия… Я ему, дескать, помогла развестись, чтобы женить на себе! Какая чушь! В СССР нельзя было развестись с тремя детьми? Он уже был разведен, когда я его взяла в коллектив гитаристом. Нам гитаристы были нужны. И детей у него было не трое, а двое — Лиза да Степа. А Марта потом уже родилась, значительно позже. Потом еще Соня появилась, о которой он поначалу забыл. И помогла я ему не с разводом, а со справкой из психдиспансера, потому что за границу его не выпускали, а он мне нужен был на гастролях. Зря, наверное, помогла… Ой, Кузя, Кузя! Он всегда был такой. Не от мира сего. Попросишь его штопор принести, он через полчаса с зубной щеткой приходит… Я ему помогала, как всем помогаю. Рок у меня такой… Сестре его неустроенной квартиру купила… Он, видишь ли, ушел, потому что терял себя в лучах моей славы! Да это я его отпустила. Чтоб не маялся. Чего он там терял? Он кем был, пока ко мне не пришел? Выходил в своем плащике на сцену гитару настраивать, и его никто не узнавал поначалу. А у меня тогда одни стадионы были огромные! Он терялся в лучах моей славы — каково, а?! А когда она, эта слава, к нему пришла?..
Тут в дверном проеме появился Кузьмин со своим фирменным растерянно-тревожным взглядом. “Легок на помине, — оживилась Алла, — а мы тут как раз о тебе, об имениннике беседуем”. — “Ну, ты как, Алла? — пугливо спросил Володя, всеми жестами и движениями выказывая тотальную неуверенность. Вне сцены он всегда такой. А на сцене — зверь. Артист, в общем. — Тут уже люди собрались, мы начинаем, спасибо, что пришла…”
— Да я-то пришла, — перебила Алла, — а мы вот обсуждаем, чего это ты там в “МК” про меня наговорил. Ты вспомни, ты же уже был разведен, когда ко мне пришел. Не помнишь? Я ж тебе не с этим помогала, я тебе с другим совсем помогала. Помнишь?..
— Какой “МК”? Чего? Ой, Алл, да эти журналисты вечно все понапридумывают…
— Ну, как же?! Мы вот читали…
— Да нет, Алла. У меня же там интонация была ироническая. Ее же в газете не передашь… Вот и получилось, что смысл поменялся. А помнить — я помню. Меня вот спросили там, серьезные ли у нас отношения были. А я сказал: “Очень серьезные”. А потом мы эту фразу вычеркнули, чтоб ну его… Я это помню, видишь.
— А какие у вас отношения были? — встрял я в эту милую разборку. — Вы все-таки любили друг друга?
— Обожали! — почти стройным хором ответили оба, а Алла уточнила: — Время было отличное. Романтическое. Нас было четверо, самых близких тогда друзей — Кузя, вот, Николаша и Кальянов еще. Все время мы были вместе. Везде друг за другом ездили. Студия у нас была, мы там практически жили. Я салатики стряпала — вот этими вот ручками. Помнишь, Кузь? Сколько песен шикарных родилось. Одно творчество было, и никакого бизнеса…
“Ну, ладно, Алл, я побегу, — извиняясь всем видом, заторопился на сцену Кузьмин, — ты приходи…” — и очень неуверенно, поколебавшись с мгновение, слегка коснулся губами пышной шевелюры, взбитой Зверевым.
На сцене они обнялись более пылко. Но было видно — без прежних чувств. Спели очень символичную и всего одну песню — “Когда меня ты позовешь, боюсь тебя я не услышу…”. Не совпали регистрами. Кузю больше тянуло завывать вверх. Алла шептала в низах. Кто в лес, кто по дрова. Но к припеву собрались с духом и на две глотки захрипели так, как на пытке времен инквизиции. Четыре минуты взаимных мучений потонули во взволнованной овации зала, после чего стало ясно, что люди все-таки ради этого дуэта и пришли на юбилей Кузьмина…

Артур ГАСПАРЯН


Все новости и статьи Клуба "Апрель"

Рейтинг@Mail.ru