ПРЕДЫДУЩЕГО официального супруга Аллы Борисовны (третьего по счету среди законных), музыкального продюсера Евгения Болдина можно по праву считать в этой ипостаси долгожителем при «живой легенде» и рекордсменом среди всех прочих. Прежде неизменный и незаменимый директор пугачевского коллектива, а впоследствии и глава Театра песни Аллы Пугачевой, он сегодня лихо «прокатывает» по бывшему СССР мировых звезд первой величины, со многими из которых даже состоит в личной дружбе. Но не забывает и бывшую супругу. Искренне считая, что прожил вместе с ней лучшие годы своей жизни и именно с ее помощью стал тем, кем является сегодня.
Проверка с помощью бутылки
— ЕВГЕНИЙ Борисович, вы Аллу Борисовну с каких пор знаете?
— Как и у каждого советского зрителя, мое знакомство с Пугачевой началось с ее песен. Наиболее яркое впечатление от певицы и ее песен сложилось к 1975 году — после ее триумфа с «Арлекино» на фестивале «Золотой Орфей» в Болгарии. Думаю, что тогда не было ни одного равнодушного человека, который не отнесся бы с любовью и к самой песне, и к яркому явлению по имени «Алла Пугачева». Именно с того момента она и стала звездой в полном смысле этого слова. И происходило это совсем не так, как случается сегодня: показали кого-то пару раз по «ящику», а он уже на каждом углу кричит, что он — звезда. Алле Борисовне тогда нужно было по-настоящему пройти большой творческий путь, много спеть, многому учиться, хотя и до «Арлекино» у нее было много хороших песен, она была уже известна и популярна. Но именно с «Арлекино» она обрела мощное и яркое творческое лицо. Я на тот момент работал в «Союзконцерте» уполномоченным по проведению спецмероприятий — занимался гастрольным обменом между союзными республиками. Возил по стране много народных и эстрадных коллективов, работал со звездами — Левой Лещенко, Хазановым, Ротару и другими. С Аллой я познакомился уже будучи директором концертных программ «Росконцерта», куда она перешла из «Москонцерта», где накануне жутко разругалась с партийным комитетом. По договоренности с Аллой Борисовной мы тогда встретились у нее дома, она достала бутылочку водочки «Пшеничной» (0,75 л, как сейчас помню!). Под «это дело» и стали разговаривать «за жизнь». Нам тогда надо было друг друга познать, а ей — вообще понять, что я собой представляю, мне ведь предстояло быть директором всего ее большого коллектива. Я, кстати, потом уже узнал, что Алла Борисовна вообще любила проверять людей с помощью бутылки: на таких посиделках человек раскрепощается, язык развязывается и гораздо легче понять, что же он за птица такая. Разговор тогда у нас с Аллой получился, и я сразу почувствовал, что она мне безумно нравится как человек, что мы подходим друг другу. Хотя бы уже потому, что она — Овен и я — Овен. Как следует из гороскопов, у Овнов присутствует так называемое «стадное чувство», мы все любим друг друга. Я сразу почувствовал, что я ей тоже симпатичен. Мы тогда и решили, что будем работать вместе. Между прочим, по гороскопу самые лучшие производственные отношения как раз у Овнов. Я сразу перевел весь ее коллектив из тринадцати человек в «Росконцерт» — до этого он назывался «Ритм» и числился при Харьковской филармонии.
— Как ваши «производственные» отношения с Аллой Борисовной перешли в личные? Ведь Алла Борисовна, если не ошибаюсь, на момент вашего знакомства была замужем за режиссером Стефановичем…
— Она была замужем за Стефановичем, а у меня была жена Мила. Мы дружили семьями, ездили вчетвером за город на шашлыки да и вообще всегда были вместе. Но у Аллы на определенном этапе сложилась со Стефановичем конфликтная ситуация. Кстати, и у меня с женой тогда начались проблемы. Причем независимо от наших отношений с Аллой, которые на тот момент были чисто производственными, четко и правильно выстроенными. С женой я разошелся в 1979 году, а Алла со Стефановичем — в 1980-м. Причем Алле в отличие от меня пришлось пережить очень длинный и тяжелый судебный развод…
— Потому, что Стефанович хотел делить не только имущество, но и знаменитую пугачевскую квартиру на улице Горького?
— Именно так. Поэтому развод был тяжелым и неприятным, длился целых полгода. Стефанович тогда очень четко поставил имущественный вопрос. В результате суд оставил квартиру за Аллой Борисовной, а Моссовету пришлось выделить Стефановичу квартиру, чтобы он не имел претензий к любимой народом артистке. (Сейчас в той квартире Пугачевой живет ее дочь Кристина с детьми.) Одним словом, в 80-м году получилось так, что и я, и Алла остались одинокими. А наша совместная работа подразумевала общение практически 24 часа в сутки, так как все время были гастроли, где мы постоянно находились вместе на концертных площадках, на банкетах, в гостиницах, самолетах и поездах. Да и дома были вместе, и в гостях: я ведь никогда ее не покидал. Мне и с родителями Аллы постоянно приходилось общаться, и Кристине-школьнице помогать во всем, так как я должен был сделать Аллу полностью свободной для творчества. А подобные вещи очень притягивают людей друг к другу, не мудрено, что мы как-то очень органично стали предельно близки. 13 января 1980 года в поезде Харьков — Москва мы поговорили и решили, что будем жить вместе.
— И вы сразу переехали к Алле Борисовне на улицу Горького…
— Не то чтобы прямо так сразу. У меня была своя квартира на Большой Спасской, но мы и так были все время вместе. Да, был период, когда я долгое время жил на Тверской вместе с Аллой. Но что значит жил? Получалось попеременно, что и у себя жил, и у Аллы вплоть до 1987 года.
Пугачева и семья — малосовместимы
— А РАЗВЕЛИСЬ вы с Аллой Борисовной почему?
— Развелись мы в декабре 1993 года. Получалось так, что наши деловые отношения были нужны. А вот семейные… У нас их как бы и не было. Потому что Пугачева и семья — малосовместимы. Алла жила вне этого понятия — «семья», главным приоритетом в жизни для нее всегда было творчество. Поэтому семьи в общепринятом значении этого слова у нас никогда и не было, да мы ее и не создавали.
— У вас ведь и печать в паспорте появилась совсем не сразу, и к моменту официальной регистрации вы уже много лет были вместе…
— Печать появилась в 1985 году после очередного скандала с секретарем Октябрьского райкома г. Москвы товарищем Светиком. Случилось это перед очередным выездом за границу. Партийные органы вообще нам всегда и во всем очень мешали. Единственный, кто нам симпатизировал, — это КГБ в лице заместителя Андропова генерала Филиппа Денисовича Бобкова. В тот раз Светик заявил Алле, что раз у нее со мной брак не официальный, а гражданский, то нам за границу ездить вместе вообще не положено. Алла закатила жуткий скандал, гоняла его с криками по райкомовским коридорам так, что служащие разбегались и прятались по кабинетам: Алла Борисовна всегда умела воспитывать партийные органы. Вернулась оттуда злая, как черт, и говорит мне: «Все! Сейчас же идем в ЗАГС!» Мы тут же позвонили в ЗАГС, и через полчаса нас уже регистрировали. Мы даже не раздевались, прямо так в шубах и расписывались. Но официальная отметка в паспорте наложила на наши отношения негативный отпечаток. Ведь отношения либо есть, либо их нет.
— Алла Борисовна — человек очень творческий, значит, увлекающийся… Как вы переживали все ее «увлечения», тем же Кузьминым, например?
— Ну да, она — увлекающийся человек. Был у нее роман и с Кузьминым в 1986 году. Как раз на фоне этого романа мы с ней и прекратили те свои отношения, которые даже смешно называть «семейными». Я тогда окончательно вернулся в свою квартиру, но в жизни и работе у нас сохранились великолепные отношения: я как был ее самым близким другом, так им и остался до сегодняшнего дня. Я просто счастлив, что у нас хватило ума и такта сохранить то самое главное, что родилось в момент того нашего знакомства-застолья. Не было ни конфликта, ни озлобленности какой-то. Я понимал, что и мне эта семья не очень нужна (она даже где-то мешала работе), да и ей, живущей исключительно своей творческой жизнью, все это ни к чему.
— Вы часто ссорились?
— Мы практически никогда не ссорились. В это, конечно, трудно поверить, но я с полной ответственностью заявляю, что у нас попросту не получалось ссориться. Мы понимали друг друга во всем, принимали и дополняли. Мы могли, конечно, поспорить из-за чего-то, высказать свое мнение, но, чтобы вот так ссориться, как бывает во многих семьях, когда произносятся какие-то грубые слова и оскорбления, такого никогда не было. В первую очередь потому, что ссориться с Аллой — это…
— …себе же дороже!
— Да, это даже не обсуждалось!
— Зато уверен, что вам часто приходилось гасить всевозможные скандалы на стороне…
— Ну, этого было много. Что и понятно: Алла, будучи яркой и неоднозначной личностью с несгибаемым бунтарским характером, часто вступала в противоречие с официальной идеологией. Мне постоянно приходилось ходить объясняться к разным начальникам «на ковры». Ведь Алла говорила вслух со сцены то, что люди в те времена предпочитали обсуждать шепотом на кухнях. Пугачева в то время вообще являлась своеобразным символом свободы, о ней ходили легенды и даже анекдоты, а это говорит о многом!
— У вас какой анекдот про Пугачеву самый любимый?
— Думаю, что самый показательный анекдот — это тот, что про Брежнева: «Спрашивают через сто лет: «Кто такой Брежнев?» Отвечают: «Мелкий политический деятель во времена Пугачевой». Помню концерт Пугачевой в рижском Дворце спорта в день смерти вьетнамского лидера Хо Ши Мина, когда вся страна была увешана его траурными портретами. Прибалтийская публика, как известно, вообще не очень эмоциональная, и Аллу в тот день, вопреки обыкновению, принимали с некоторой прохладцей. Она не выдержала и сказала со сцены: «Я, конечно, понимаю, что у вас горе. Как же, вьетнамский товарищ Хо Ши Мин умер! Но я-то пока жива!» За эту реплику меня по прибытии в Москву, разумеется, вызвали в Министерство культуры. Не скажу, что во всех кабинетах дураки, «повернутые» на идеологии, сидели. Но для них главное было отреагировать на «сигнал», галочку поставить, что разъяснительная беседа с Пугачевой проведена. Я всегда умел сглаживать острые углы, успокаивать чиновников, которые прекрасно понимали, что в принципе-то Алла права.
— Кто из высшего руководства на дух не переносил Пугачеву и кто тормозил присвоение ей звания «Народная артистка СССР»?
— Затрудняюсь сказать, кто ее так уж на дух не переносил. Наверное, это просто была общая тенденция — никак не отмечать публично заслуг Пугачевой в стране, где ее авторитет был зачастую выше авторитета партии. Поэтому они себе никак не могли позволить официально обозначить, что Пугачева еще и «Народная артистка СССР». Финны вот когда-то хотели свой новый паром, который ходит по Балтийскому морю, назвать ее именем, даже официальное письмо нам присылали. Так нас тогда в ЦК партии вызывали, чтобы разъяснить: «Извините, мы при жизни памятников не ставим! Мы при жизни даже именами членов Политбюро корабли не называем, поэтому допустить такого не можем». Откровенно говоря, сильно нам никто не вредил, спасибо им хотя бы за это. А ведь могли и запретить, и даже посадить при большом желании. Посадили же они тогда любимца публики певца Сергея Захарова за какую-то банальную драку! Слава богу, что им в те времена хватило ума не тронуть Пугачеву.
— Вот вы говорите, что власти разрешали Пугачевой вести себя так, как она хотела. А история со скандалом в ленинградской гостинице «Прибалтийская», которая, думаю, попортила и вам, и ей немало крови?
— Разборки с «Прибалтийской» — это отдельная история. Мне тогда пришлось все это взять целиком на грудь, целых два месяца мы боролись с этой системой. Партийное руководство Ленинграда накинулось тогда на Пугачеву, решив показать ей кузькину мать.
— То есть Аллу Борисовну спровоцировали на скандал, чтобы образцово-показательно проучить зарвавшуюся звезду?
— Не то чтобы специально спровоцировали. Просто Алла Борисовна сама им невольно предоставила такую возможность, «подставилась», что называется. Хотя все мы знаем, как работали в советские времена гостиницы, как по-хамски вел себя гостиничный персонал во всех городах Советского Союза. Но все равно Алле тогда нужно было быть осторожней, нельзя было давать повода. Против Аллы Борисовны было заведено уголовное дело по факту хулиганства и оскорбления должностного лица «при исполнении». До суда дело, правда, не дошло: мы наняли тогда очень опытного и уважаемого ленинградского адвоката, инвалида Отечественной войны, и он очень сильно помог. А ведь тогда даже ТАСС каждые пятнадцать минут передавал, что Пугачева устроила хулиганство в «Прибалтийской». И продолжалась эта «антипугачевская волна» в прессе целых три дня. Мы ее переждали, а потом обратились в свою, московскую прессу, собрали пресс-конференцию. Первым шоком стало то, что «Московская правда» выступила тогда против «Ленинградской правды» в защиту А. Б. Пугачевой, что по тем временам было диким нонсенсом, когда в рамках одной партийной системы одна столичная партийная газета воюет с другой. Вторым шоком стала статья в «Аргументах и фактах» в защиту Пугачевой. Потом мы пошли по всем официальным инстанциям, дошли даже до министра юстиции СССР. И везде получили негласную поддержку: «Мы этого дела касаться не будем, действовать против вас — тоже. Но попробуйте утрясти вопрос сами». Таким образом, эта «машина уничтожения» сначала пробуксовала, а затем и остановилась совсем. Мы с гордостью тогда осознали, что что-то можем, и это была первая победа разума над советским идиотизмом.
— Расскажите как отец-основатель, как и когда возник легендарный Театр песни Аллы Пугачевой?
— В 1987 году мы получили возможность создать свой театр: было в период перестройки такое понятие «театр на эксперименте». Это позволяло нам выплачивать артистам нормальную зарплату, а не по мизерным концертным ставкам, как прежде. С нашего театра, между прочим, и начался шоу-бизнес в нашей стране в нормальном капиталистическом понимании. Мы первыми получили право использовать по своему усмотрению заработанные деньги. И Театр песни просуществовал восемь лет вплоть до 1994 года.
— Разошлись вы с Аллой Борисовной, кажется, в 1993 году. И не только юридически, но и по работе.
— Именно так. Потому что Театр песни как таковой просто перестал быть нужен. Закончилась перестройка, начался нормальный капитализм, с приходом которого всем артистам разрешили быть «свободными художниками» и официально получать не строго фиксированные советские артистические ставки, а достойные «рыночные» гонорары. Для этого уже не нужен был никакой Театр песни.
— Евгений Борисович, скажите напоследок, почему вы отказываетесь считать Аллу Пугачеву «живой легендой»?
— Потому, что «легенда» — это что-то из прошлого. А Алла Пугачева — она настоящая, сегодняшняя. Она — большая и настоящая личность. В нашей стране «личность» — это когда люди, не договариваясь друг с другом, массово признают, что тот или иной человек — особенный, что он — личность. Алла Борисовна как раз подпадает под эту категорию, в которой были Гагарин, Высоцкий, академик Сахаров. Увы, были. А Алла Борисовна, слава богу, есть!
Фото из личного архива Е. Болдина