ЮБИЛЕЙ. ПУГАЧЕВСКИЙ БУНТ НА ТВ

Апокриф гласит: Владимир Набоков перенес свой день рождения с 22 апреля на 23, дабы никак не соприкасаться с другим крупным сочинителем, появившимся на свет тогда же, - Владимиром Ульяновым-Лениным. Однако даже гениально-прозорливый Набоков не почувствовал, что стоило бы отдалиться и от иной апрельской знаменитости - Аллы Пугачевой. Глядишь, тогда бы ТВ отметило столетие писателя с подобающей обстоятельностью, а не двумя-тремя строчками телевизионного петита. Не повезло и прочим "тельцам" - Петру Чаадаеву, родившемуся 205 лет назад, 110- летнему Чаплину, 435-летнему Шекспиру...
Признаюсь: не хотелось мне на сей раз писать о пугачевском бунте на ТВ. Надоело после каждого "обалбесивающего юбилея" (точнее Венедикта Ерофеева не скажешь) бить в набат: отечество в опасности! Но вот побывала на днях в ТЮЗе, на прелестном спектакле Генриетты Яновской "Good-bye, America!!!" и услышала, как сидящая рядом девочка хнычет: мама, выключи это! Малышка была уверена, что смотрит телевизор - единственный для нее и для миллионов моих соотечественников источник познания мира. Тотчас подумала: писать необходимо. Писать всякий раз, когда ТВ сознательно или бессознательно впадает в неадекватность. Очень не хочется, чтобы малышка выросла в уверенности: Пугачева и Борис Моисеев (день рождения этого/этой? девочки с яйцами, как он сам себя называет, телеэкран тоже не обошел пристальным вниманием) гораздо важнее для россиян, чем Набоков с Чаадаевым. О последнем благодарные потомки даже не вспомнили. Чем подтвердили правоту его мысли, высказанной, кстати, 170 лет назад: мы стоим вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось.

Обновление восторга

Межканальский турнир по перетягиванию юбилейного каната несомненно выиграло ОРТ. Такого всплеска активности здесь давно не наблюдалось. Сплошные премьеры: блокбастер о трех сериях "Жди и помни меня"; "Примадонна в "Тихом доме"; фильм "Алла Пугачева. Новейшая история"; фильм-концерт "Избранное". Впрочем, 50-летие певицы было возведено в ранг общенационального праздника всеми каналами. С него начинались выпуски новостей, переходящие в прямые репортажи с места событий. Как то: Алла и Филя выходят в окружении фэнов из своего подъезда; смущенный президент оправдывается перед Пугачевой за заслуги перед отечеством второй степени; примадонна прощает отечеству столь милую глупость.
Количество, впрочем, никак не переходило в качество. Среди "общего умиленного слюнотечения" (так когда-то писала мудрая Лидия Гинзбург о юбилее Пушкине) была забыта прежде всего Пугачева. Телевидение даже и не попыталось осмыслить яркий социокультурный отечественный феномен конца века.
А ведь Пугачева - гениальный мифотворец. Она сродни профессору Хиггинсу, герою "Пигмалиона", культового сочинения европейского неомифологизма. Это она сумела вылепить из зрителя коллективную Галатею по своему образу, подобию и разумению. Именно Пугачева первая поняла - мифологизированная личность непременно должна отождествляться с коллективом. Песня "Так же, как вы, как вы, я по земле хожу" стала символом и смыслом ее жизни. А уж как виртуозно Аллой Борисовной был использован миф о вечном возвращении - тут впору диссертацию писать. Вряд ли найдется хоть один поклонник, который верит ее очередному уходу со сцены. Потому что она - наш Одиссей, который уходит, чтобы вернуться. И, наконец, самое любопытное. Пугачевой, плоть от плоти 70-80-х годов, удалось оторваться от исторического контекста и стать отдельным культурным - вневременным - мифом.
В общем, интересной работы для телевизионщиков хоть отбавляй. Однако если кто-нибудь и попытался хоть как-то осмыслить путь длиною в 30 лет, то это была сама Алла Борисовна. Лучшая передача - "Избранное" - целиком плод ее труда: она и автор, и исполнитель, и режиссер, и продюсер. Программа задумана и исполнена в минималистской манере - никаких лубково-роскошных декораций, шокирующих туалетов, голых конечностей, многоэтажных шляп, зверино-ревущих стадионов. Строгость и простота линий во всем, от одежды до сценария. Пугачева старые хиты переосмысливает, а новые наполняет таким глубинным смыслом, который чужероден нашей эстраде. Демонстрируя незаурядный драматический дар, она разыгрывает каждую песню как театральный этюд. Свет, звук, интонации, монтаж гастрольных кадров с павильонными съемками - все продумано до мельчайших подробностей.
Пугачева, быть может, впервые позволила себе роскошь выбора: нравиться не миллионам, как обычно, а единицам - тем, кому доступна ее новая высота. Но главное - имеющий уши мог услышать подлинную исповедь певицы, ее боль, страхи и надежды. "Спасибо вам за обновление восторга!" - сказала она в заключение. И это были очень точные и емкие слова.

Старые песни от главной

Что касается других праздничных программ, то здесь не только об "обновлении восторга", но даже об элементарном профессионализме речи нет. В той агиографической стилистике, в которой прошел на ТВ юбилей певицы, "мыслям" было тесно, а словам просторно. Внешний сюжет победоносного жития начисто отвлек авторов программы от напряженного внутреннего сюжета.
А между тем достаточно было посмотреть повнимательнее в грустно-тоскующие глаза певицы, чтобы понять - не все так ладно в пугачевской империи. Уплывала молодость, толпою шумною у трона проходили мужья и фавориты, менялся голос. Мощным орудием масс-культуры становились не столько песни Пугачевой, сколько ее личная жизнь. Это обстоятельство удачно совпало с новыми веяниями в самой культуре, каковая в своем телеварианте принялась функционировать, пардон, в ритме менструального цикла. Не случайно ведь лучшим пожеланием звезде в программе "Сюрприз для Аллы, или Старые песни от главной" стала, надо полагать, здравица солиста группы "Дюна" - живите с Филиппом сто лет и умрите в один день от оргазма.
С этим шоу двухлетней давности вообще произошла интересная история. В нынешней пугачевский юбилей оно уже называлось "Концерт на все времена". И в том ничего удивительного нет. Все, что связано в последнее время с именем примадонны, сакрализовано и возведено в высшие степени. Саму же Аллу Борисовну именуют только так, как именовали Красную Армию после гражданской войны - "великая", "легендарная", "непобедимая".
А вот правка, которую я узрела, примечательна. Дело в том, что в концерте образца 97-го года принимал участие тогдашний вице-премьер Борис Немцов. Его, как и многих, тоже захлестнуло половое половодье чувств. Он сделал весьма важное для жизнедеятельности страны признание: Пугачева-де как-то сказала ему, что спит с Киркоровым только потому, что тот ей отдаленно напоминает Немцова. Нынче Немцов вместе со своим либидо в угоду, видимо, текущему моменту вынесен за скобки. Трудно сказать, кто проявил такую сверхбдительность - то ли певица, то ли телевизионщики. В любом случае политические аллюзии представляются здесь уместными. Подобная форма концерта, когда певцы присягают на верность Пугачевой, исполняя ее хиты, навеяла образ Ельцина, который еще недавно так любил работать в загородной резиденции с документами...
Сам концерт, впрочем, удался, а отдельные номера, вроде исполнения Максимом Покровским и группой "Ногу свело!" шлягера "На Тихорецкую состав отправится", просто великолепны. Интереснее всего, однако, наблюдать за Аллой Борисовной. Царица была весьма иерархична. Кого-то целовала, кому-то снисходительно улыбалась, а кому-то, как, например, Пьехе, откровенно дерзила (вечная вы наша, сказала она Эдите Станиславовне).
Менее всего, на мой взгляд, повезло передачам с замахом на эпичность. Трилогия "Жди и помни меня" воскресила в памяти провальный старый фильм с участием Пугачевой - "Женщина, которая поет". Сама женщина в новой ленте, впрочем, сразу взяла исповедальный тон. Но на фразе, подающей надежды ("Я могу признаться только в одном - все, что я делала, как жила, - великое лицедейство"), исповедальность закончилась. Мемуары - род самооправдания. На вербальном уровне телепастве было дано узнать о своем кумире ровно столько, сколько дозволил кумир. Роль режиссера Юрия Занина так и осталась непроясненной. Некоторые шансы на успех мог иметь фильм "Алла Пугачева. Новейшая история". Однако, названный монументально, как раздел научной монографии, он явно не оправдал своих амбиций. Визуальный ряд здесь побогаче прочих лент. Но только не за счет качества, а за счет фотографий и съемок из семейного архива примадонны. Попытка объяснить творческую паузу певицы оглушительным семейным счастьем сразу одержала крах. А авторский текст вроде такого - "годы на публике не давали ей погреться у семейного очага" - отдавал пошлостью женских журналов.
Фильм сляпан на скорую руку, видны монтажные швы, "картинка" зачастую не совпадает с музыкой и текстом.
Редкие восклицания Пугачевой ("Я не памятник"), ее признания о вечном одиночестве в толпе, самом ужасающем виде одиночества, тонули в пучине "умиленного слюноотделения". Для интеллектуальной поддержки был призван такой непререкаемый авторитет, как Михаил Жванецкий. Он пытался придать житию Аллы благородную осмысленность и законченность. Скорей всего, ему это удалось. Но зрителю трудно об этом судить, ибо торопливо-глупые монтажные ножницы оставили от Жванецкого обрывки мыслей и фраз, из которых более других изумляет, в частности, такая: кто бы мог подумать, говорит М.М., что в "Иронии судьбы" романсы пела Пугачева? Это же гениальное исполнение.

Синдром Бобчинского

Юбилейная лихорадка выявила еще одну сторону нашей второй реальности. Я бы назвала это синдромом Петра Ивановича Бобчинского. Помните, как он жаждал посредством Хлестакова довести до государя императора информацию о своем существовании? Сонмы дежурных VIPов и полуVIPoв - от Жириновского с его новым альбомом "Настоящий полковник" до Владимира Машкова, мучительно подбирающего слова "поздравиловки", - прошли в эти дни по юбилейному экрану, поражая город и мир пустым сотрясением воздусей. Особая разновидность Бобчинских - телевизионные чиновники. Засветиться в рейтинговой программе, высказать свое отношение к персонажу, а заодно и к собственным творческим планам - хлебом не корми, а дай, - ну, скажем, Константину Эрнсту. Не знаю, зачем этому даровитому человеку понадобилось столь активно педалировать сопричастность к делам и дням Пугачевой. Только он на этом лоб расшиб. Вот Эрнст посылает примадонне нежно-интимное "я люблю тебя"; вот рассказывает о своих глобальных проектах, связанных с певицей; вот повествует о том, как помогал выбраться Алле Борисовне из пустыни молчания. Эпопея с участием Пугачевой в конкурсе Евровидения, где она получила 17-е место, похоже, целиком дело рук генпродюсера. Мы решили, повествует он, что нужно было начинать с наглой выходки... мы понимали, на что шли... никто не рассчитывал на выигрыш... Но Эрнст, видимо, тот художник, который слишком дословно внял призыву поэта не отличать пораженье от победы. Он едва сдерживает негодование в адрес прессы, оценившей дублинскую эпопею примадонны как проигрыш. Пафосно, через губу обращается к прессе: вы кто такие? Действительно, и как только щелкоперы позволили себе усомниться в Пугачевой? Ведь 17-е место в певческом конкурсе получила, по мнению Эрнста, страна, а не Алла Борисовна. Она же всегда - первая на первом.
И уже совсем анекдотически выглядел обаятельный Сергей Шолохов со своим "Тихим домом", посвященным Пугачевой. Шолохова понесло с первых минут. Мое чувство к вам, запел он Омаром Хайямом, сравнимо только с моим чувством к луне, солнцу, звездам. Я вас бесконечно люблю... Шолохов пошел дальше всех, даже дальше Виктюка, каковой возвел Пугачеву в ранг самых выдающихся политических деятелей ХХ века. Тихий домовой отвел Алле Борисовне роль... впередсмотрящего, который "поменял колесо русской истории". Власть, мол, всем диктовала место в строю, даже Пушкину. И только Пугачева поставила власть на место (к слову сказать, мотивы диссидентства певицы звучали довольно часто. Но я, как ни силилась, не могла вспомнить ничего такого, кроме нескольких гостиничных дебошей).
А Шолохов все не унимается. Совершая витиевато-игривый экскурс в новейшую историю, он застревает на понятии "свобода". И... отказывает этому понятию в абсолютной ценности только оттого, что она включает в себя и свободу от привязанностей, то есть от нашего рыжего кумира. Обогатив таким образом философию, Шолохов делает еще одно грандиозное открытие: Пугачева достигла той вершины Олимпа, после которого начинается вечность. Так сказать, юбилей, плавно перетекающий в мавзолей...
И тут я в очередной раз задалась гоголевским вопросом: где же берег всего? Как будем отмечать весьма круглую дату другого юбиляра - Александра Сергеевича Пушкина? Он ведь тоже лиру посвящал народу своему. Какие слова произнесем в начале июня? Пугачеву не раз и не два именовали Пушкиным нашей эстрады. Стало быть, Пушкин - это Пугачева нашей поэзии?..

Слава ТАРОЩИНА



Все новости и статьи Клуба "Апрель"

Рейтинг@Mail.ru