В гостиной у Аллы Борисовны и Филиппа романтический беспорядок. Она сидит в кресле и выглядит потрясающе. Вокруг кресла раскиданы кипы бумаг, эскизы, кассеты, книги. Так буквально она погружена в подготовку "Рождественских встреч". Беспрерывно звонит телефон - сотрудники, дочь Кристина, глава корпорации "Райс Лис'с" Сергей Лисовский. Фирма организует "Рождественские встречи". Алла Борисовна закуривает сигарету.
- Вы давно курите?
— Лет с тринадцати. Разволновалась как-то, в музыкальной школе, мне папироску дали, я закурила. «Беломорканал». Сейчас курю то, что без никотина.
— Много?
— Сейчас много, поскольку бросаю с Нового года. Хочу уж накуриться и бросить. Это последнее, что я еще не сделала для здоровья.
— Здоровье — теперь самая светлая цель?
— Когда оно есть, есть все. Мы приходим постепенно к западной cистеме выживания. Кстати, в семье у меня никто не курил, я одна оказалась таким уродом. И то, потому что это было модно. Все от моды. Вот, например, сегодня — от телевизора.
— А какая мода в телевизоре?
— Плохая. Сам включаешь, ничего не замечаешь, а маленький человек смотрит и думает: «Значит, так. Ничего хорошего там нет, потому надо убивать, насиловать, стать проституткой, наркоманом и попасть в автокатострофу, чтобы тебя показали. А если ты хороший человек, тебя уже и не покажут".
— Вы это говорите на основании воспитания внука?
— Ну а почему нет? Он взрывчатый, упертый, настырный. В деле это хорошо. Но когда он настаивает на своем, то пойдет на все — как на ласку, Так и на хитрость.
—Врать умеет?
— Нет, лучше промолчит. В этом он в меня.
— Вы затрещин ему не даете?
— Еще нет, но предупредила. Лечу один раз и надолго.
— Дочку «лечили»?
— Один раз. Ей было восемь лет.
— Как же так? Случайно? Под горячую руку?
— Нет, почему же? Целенаправленно. Она почувствовала власть, а власть надо уметь использовать. Она знала, что маленькая и ей можно все, можно требовать то, другое... Кристина часто жила у бабушки, а мама у меня была мягкая. Однажды на мои слова — мол, «У тебя просто настрой критический»... — мама ответила: «Ах так? Вот и возьми ее на месячишко, пожалуйста. Сама с ней побудь». И я уехала с Кристиной отдыхать, под Звенигород, в Солнечную
Поляну. Месяц общалась со своей дочкой, наблюдала, что надо искоренять. Искоренила.
— Как вы относитесь к тому, что скоро станете дважды бабушкой?
— Отлично.
— Кристина еще не нашла себя?
— Ох, думаю, нашла. Скорее всего это сцена. И если бы только она научилась на моем примере совмещать личную жизнь и творческую. Но я и сама еще пробую и опасаюсь...
В это время как раз приезжает Филипп, они встречаются, и становится как-то неловко спрашивать, чего тут можно опасаться. Становится завидно. Чего туг можно опасаться? Чтобы не помешать разговору, Филипп скрывается в кабинете.
— Вы с дочкой хорошо понимаете друг друга?
— Да, и я ее — больше, поскольку опытнее. Сглаживаю некоторые моменты, на которые другая мамаша могла бы сказать {передразнивает}: «Почему ты так разговариваешь? Почему так себя ведешь?». Но ясно же: если не будешь жить собственными мозгами, никакая мамаша тебе не поможет. Конечно, если бы Кристина, не дай Бог, была беспомощной физически, я отдала бы все, на все пошла бы. Но это другое.
— И вы никогда не мешали ей совершать ошибки?
— Я, естественно, наблюдаю со стороны, анализирую, предугадываю последствия. Она об этом может и не догадываться. Но я не остановлю ее, если это опять же не касается боли, какой-то физической боли. Что-то может казаться ошибкой лишь с колокольни моей собственной жизни. А если нет? Каждый сам получает свой опыт, иначе на чем основываться, когда тебе уже сорок восемь?
— Вы в своей жизни много ошибались?
— Конечно, а как же? И не жалею об этом. Самое страшное — не совершать ошибки, а таскать их с собой до старости. Не надо их повторять.
— Вы никогда не повторяли?
— Нет, а зачем? Если вы имеете в виду мои браки, то каждый по-своему хорош. Прежде всего, мои мужья были личности неординарные. Кроме того, все мои браки были в разные времена. Вот в первый раз, несмотря на безденежье, на нищету, мы оба были молодые и стремились к чему-то. У нас родился ребенок — это проблемы, заботы и совершенно другая, счастливая жизнь. Было безумно интересно. Когда брак интересный, тогда он и остается хорошим для тебя. Все остальное списывается: ну, не сложилось...
- Что именно?
— Да нет, сложилось все, только у каждого — свое. Но, в любом случае, замечательнее всех мой последний брак.
- В чем же его самая большая прелесть?
— Да в том же самом интересе. Но теперь на глазах у меня — человек необыкновенно творческий, я вижу его жизнь, могу что-то посоветовать, что-то сказать. И потом, здесь совсем другое. Здесь настоящее семейное счастье. То, чего у меня не было никогда. Я специально ушла со сцены, чтобы вкусить все эти радости. Была все время с мужем, следила за его успехами. Мне впервые было интересно жить жизнью другого человека, а не своей собственной. Когда начинаю рассказывать такое вслух, всегда самой странно слышать. Нет, но тут... Дай Бог, чтобы все это не разрушилось.
— Вы его не ревнуете?
— Нет, в отличие от других. По молодости ревновала, а сейчас я мудрее. Зачем же буду тратить свое бесценное здоровье на ревность, когда я ему верю? Он повода не дает. Я так доверяю этому человеку, что как бы там ни намекали, какие бы фотографии ни публиковали в газетах — все бесполезно. Я его очень хорошо знаю.
— Если вы ссоритесь, то отчего? Хотя бы один пример?
— {Приглушенным шепотом: «Он ревнует».) Это есть. Этот найдет повод везде. Если увидит фотографию, услышит, что я говорю о ком-то из бывших мужей. Но это мы искореняем. Да, искореняем. Он же тоже доверяет мне.
— Филипп сейчас безумно знаменит. Что в этом витке популярности вы можете поставить себе в заслугу?
— Когда мы оба дома, я просыпаюсь, он приносит мне чашечку кофе и чуть ли не сразу спрашивает: «Ты мной гордишься?». Я закуриваю свою утреннюю сигаретку и отвечаю: «Да». Это главное. Конечно, в работе я могу и подсказать что-то, но только мелочи: поменять что-то в костюме, песню переставить, записать другую. Это чисто житейские, закулисные вещи. Мы в них варимся. Вот вечером садимся — да какой «вечером», часа в два ночи! — и он говорит: «Хочешь послушать, что мне принесли?» — «Давай». И слушаем новые песенки. А иногда говорю: «Не могу, знаешь, устала. Ты сам в этом разберешься». Ну а что делать? Это же наше связующее звено. Сцена связывала нас с самого начала.
- И теперь вы на нее возвращаетесь.
— Это вы, журналисты, писали, что я ушла. А если бы не писали, я бы сейчас просто продолжила петь. Мне нужно общение с людьми — за два с половиной года накопилось что-то чисто творческое, я должна это выплеснуть. Но никаких особых задач я сейчас перед собой не ставлю. Главное — не растерять достигнутое. Чего же еще достигать? Извините, но пусть другие сделают то, что я уже сделала на эстраде.
- Что тогда вы планируете?
— Ничего. Пусть другие планируют. Вот господин Лисовский хочет организовать мне тур по СНГ. И вся Европа после «Евровидения» тоже вдруг меня вспомнила. Пока я дала согласие съездить в Италию, где-то в конце января. Но зовут еще шведы, финны, не говоря уж о бывшем соцлагере. Оказалось, они все считали, что я уже и не пою.
- В ближайшее время вы будете петь грустные песни или веселые?
- Да не знаю я. У меня репертуара — на всю жизнь и на три разные программы. Все они должны быть наготове, как и раньше. Я всегда могла выйти на сцену и тут же поменять репертуар, так как чувствовала: сейчас нужно именно это.
— А какой-нибудь страх вы чувствуете сейчас? Вообще, каким был самый большой страх вашей жизни, который вас до сих пор не покинул?
— Страх немощи. Наверное, немощи. Чтобы не быть обузой. Всю жизнь этого боялась.
— Разве вы были болезненной девочкой?
— Здоровенькие не становятся знаменитыми, честно вам скажу.
— Вы уже довольно много лет живете благополучно. В материальном смысле. Если вдруг так случится, что вы окажетесь в полной нищете, без денег, без удобств, без всего и поймете, что это - навсегда, сможете это вынести?
— А как же? Я изначально была к этому готова и никогда это не забывала. Такая готовность и есть — стержень оптимизма, как Соломоново изречение: «Все проходит». У мeня оно на крестике написано, я ношу его, вот (показывает). Это как раз и заставляет не почивать на лаврах. Кстати, мне даже чудно быть звездой, как положено. Звездность — приятная мишура, но страшная суета и все это преходяще.
- Но если бы вы потеряли все, чего бы вам сильнее всего недоставало?
- Ну, воды горячей, Бог его знает... телефона...
- То есть не роскоши? Вы до сих пор где-то внутри удивляетесь роскоши?
- Я как начинаю удивляться с утра — так и до ночи. Всю жизнь для меня была чудом горячая вода. Я выросла без нее.
- Как это?
- Ну, так. В старом доме какая вода? Это потом уже появилась газовая колонка.
- Вы в бани ходили?
- Да, в Воронцовские, а по большим праздникам — в Сандуны.
- До каких лет это продолжалось?
- Господи Боже мой, сейчас скажу. Уж Кристина родилась, мы все воду кипятили, а потом поставили колонку. Телефон появился, когда Кристине было где-то уже лет восемь (смеется). А что, это так удивляет? Я же не из какой-то там семьи, где все артисты и сейчас тебе папа с мамой все сделают. Я и Кристину так приучала, чтобы сама всего добивалась. Благополучие жутко расслабляет. Посмотрите, какая хватка у приезжих, у немосквичей. У них сил больше и есть задача: выжить в этой стране, в этом городе, в центре, добиться. И добиваются.
- Когда люди с периферии стремятся в центр - это понятно. А что для вас было стимулом такого рода?
— Для меня периферией была та московская окраина, где я жила. Рогожская застава. Вылазка в центр, на улицу Горького, — это было событие. Мы гуляли по ГУМу, покупали мороженое. Пройтись по «Бродвею», послушать поэтов у памятника Маяковскому, посидеть на сэкономленные грошики в кафе «Северное», прорваться на какой-то вечер — предел мечтаний. И это присуще, по-моему, всем. Также, как сейчас мне присуще стремление вырваться из центра куда-то в другое место.
— Куда?
— Знаете, я недавно построила себе сруб. Быстренько, за копеечки. Это как раз моя дача. Не скажу, где, потому что начнется паломничество. Маленький деревянный сруб на девяти сотках, с отдельной банькой. Я его обожаю. Прихожу туда, сажусь и балдею. И ничего мне не надо, хотя
вокруг стоят такие замки... Все равно все ходят на экскурсию к моему дому.
— Не там ли вы встретите Новый год?
— Нет, Новый год я встречу в семье погибшей Танечки Снежиной. Очень хочется поддержать родителей, они пригласили.
- Будьте добры, пожелайте что-нибудь на прощание читателям «ТВ Парка».
— Желаю, чтобы в новогоднюю ночь телевидение вам ничем не испортило настроение.
В этот момент позвонили в дверь. Прибыл Сергей Лисовский с букетом роскошных роз. Хозяйка вместе с ним удалилась в кабинет решать деловые вопросы по поводу «Рождественских встреч». Пробило полночь.